Анна Оуэн - Стальное зеркало

— Юрист, знающий альбийское право, мне действительно нужен, — мэтр с усмешкой кладет руку поверх пухлой конторской книги. Не нож, четки, которые он перебирает очень быстро и совершенно бесшумно. — Но с вами я, конечно, иметь дела не хочу. Вы хотите отступных? Назовите сумму.

— Мэтр Готье, вы можете мне объяснить, с кем вы разговариваете? У вас нет никаких причин не нанимать некоего Мерлина, доктора права. А тому, второму человеку, зачем ему ваши деньги?

— Допустим, некто Мерлин, доктор права, мне попросту не понравился. Беседует неучтиво, угрожает. Зачем мне такой юрист? А тому, второму, даже и деньги мои не нужны… Такому человеку трудно доверять, учитывая, что он и вовсе не аурелианец, — лицо у хозяина точно из дерева вырезанное. Из бука или из граба. Такие чаще встречаются в Толедо, у местных дворян. Вот что делает с орлеанскими купцами созерцание неучтивых юристов…

— Ему невозможно доверять, — кивнул Кит. Это самоубийцей нужно быть, чтобы доверять. Из тех, что выбирают особо странные и неаппетитные способы. — Но что прикажете делать мэтру Эсташу Готье, мэтру Франсуа Лешелю, престарелому мэтру Жану по прозвищу Гро из Лютеции, не менее престарелому мэтру Антуану Мишо — и всем прочим, чьи работники занимались этот месяц таким странным делом?

— Все эти почтенные негоцианты возместят вам убыток, — щурится Готье. Глаза прозрачные, взгляд этот гостю знаком: такой бывает, когда долгий страх выгорает в пустоту, в безразличие ко всему, которое очень легко спутать с храбростью и бравадой. Кажется, он не собирался драться. Кажется, он надеялся, что я его убью. — Сколько вы хотите?

— Я хочу не сколько. Я хочу что.

— Чего изволите? — трудясь над этим лицом резчик, наверное, не один нож затупил, а стараний почти и не видно. Губы еще обрисовал, а брови, скулы, веки едва наметил. Только над носом поработал, вырезал весьма достойно. Крупный такой нос с горбинкой, герцог Ангулемский позавидует.

— Наймите меня, — улыбается Кит. — Вы без хорошего юриста пропадете.

— С таким юристом как вы, мы еще быстрее пропадем.

— Мэтр Готье… Я действительно интересовался вами и вашими связями с Левантом. Я заинтересовался вами еще больше, когда выяснил, что старшина кожевенного цеха, которого внезапно озадачили возможным большим заказом на овчину, отправился за советом не к коллегам или подчиненным, а к вам. Но вы, раз уж следили за мной, должны себе представлять, сколько у меня сейчас дел. Я уже два месяца не помню, когда я последний раз спал, — это неправда, помнит. И следит. Есть нужно дважды в день. Спать — не реже, чем раз в два дня. Если этого не делать, ни от какой телеги не увернешься. — Вы сами заинтересовались мной, сами начали работу, сами поставили за мной слежку, задействовав всех вокруг, сами писали обо мне своим людям, — попал. Писал мэтр Эсташ и что-то очень интересное ему там ответили. — Сами испугались, сами решили меня тихо убить и сами провалили такое, в общем и целом, элементарное дело. Вы принесли секретарю посольства себя и все свои связи на блюде — и только потому, что вам не понравилось то, что нес с пьяных глаз какой-то альбийский студент. Вам и вашим друзьям жизненно необходим хороший юрист, чтобы вы не попадали на каждом шагу в такие истории.

— Мне до сих пор не писали, — устало вздыхает хозяин, — что вы попросту мелкий вымогатель.

— Имя мне легион… — согласно кивает Кит.

— Никто не согласится пустить вас к нашим делам. Это вы должны понимать. Об истории во Флиссингене осведомлены все, вами названные, и еще многие.

Вот, значит, что ему рассказали… наверное, нарочно рассказали, чтобы подумал, испугался и не стал связываться. А вышло наоборот.

— Мэтр Готье, я не думал, что вы столь низкого мнения о нашем первом министре. — Да, дорогой мэтр. Вы просто еще не поняли. Вы имеете дело не со мной, даже не с второй ипостасью меня.

— Знаете, что будет, если бык решит согрешить с лягушкой? Лопнет она, сэр Кристофер, — пальцы правой руки на время перестают отщелкивать костяшки четок. — Я перед вами виноват, и я в качестве отступного попрошу вас принять сведения, которые вы едва ли узнаете от кого-то еще, пока не станет слишком поздно. А вот дела делать у меня с вами не получится, и у альбийского министра со скромными негоциантами Аурелии — тем более. Мы лопнем, а быку никакого удовольствия.

Обратился. По имени. Проняло.

— Мэтр Эсташ… мелкой птице безопасней всего живется рядом с гнездом большого хищника. Он не охотится там, где выводит птенцов. А вам теперь хищнику быть либо соседями, либо добычей. — Пусть подумает и поймет.

Соседями. Не слугами, не орудием. Из вас нет смысла делать орудие, у нас слишком разные интересы, вы и правда лопнете, а мы потеряем полезных людей.

— Вы же наверняка знаете, что я ничего не решаю сам?

— Да, мэтр Эсташ. И не забудьте передать коллегам, что несчастный случай, произошедший с вами, тоже будет принят очень плохо.

— Я передам. А вы передайте… — хозяин осекается, криво усмехается, словно его прямо за столом паралич разбил. — Нет, не так. Я вам предлагаю состязание. Кто раньше предотвратит несчастье, которое вот-вот случится с ромейским послом.

Должен был догадаться. Все дороги ведут в Рому. Вот теперь сэра Николаса уже не разубедить, что с посольством неладно. И, возможно, его не нужно разубеждать.

— Я слушаю вас, мэтр Эсташ. Кто, зачем — и на что мы спорим?

— На ваш контракт. Кто и зачем… форы хотите. Я вам ее дам, конечно. Господин Хейлз по поручению людей короля Тидрека.

Вот они — сундуки! Вот они, вот они, вот они! Он договаривался с Равенной. Он искал, кому продать то, что сделал бы и бесплатно. И дорого, наверное, продал. А мы тут тычемся как тюлени, соображаем, что он будет делать с договором этим непробиваемым. А солдат-то не только у Аурелии взять можно. Ну, Хейлз, ну, зараза каледонская… ну здорово же как, а? А он же еще и самоучка, между прочим…

— Мэтр Эсташ, контракт вы уже выиграли… Вы уверены, что это люди Тидрека?

— Совершенно уверен. А еще я совершенно уверен, что вы это услышали от мэтра Уи с верфей.

— Этот достойный господин оказал мне неоценимую услугу.

— Что же до остального — мы обсудим ваше… явление и все прочее между собой. После того, как я смогу сказать своим уважаемым товарищам, что вы пришли ко мне, уже зная, что замыслил господин граф. И угрожали мне, говоря, что за недоносительство в таких случаях полагается смертная казнь и конфискация всего имущества. По законам Аурелии.

— Мэтр Эсташ, и здесь, и в Лондинуме достойным людям известно, что я — негодяй, не гнушающийся никакими средствами.