Яна Алексеева - Оковы равновесия

Не глядя на хозяина каурого, но слыша его тяжелое дыхание… Давящее чувство слегка отпустило, князь, похоже, заинтересовался происходящим.

Хм…

Покачав головой, укоризненно вздохнул:

— Вот так вот. — Мельком глянув на князя, коснулся пальцами губ, облизнул, сплюнул: — В конюшнях у вас непорядок. Кто же так седлает? Соль горькую под попону подсыпает…

— Ах ты ж!.. — Хозяин отшвырнул кнут.

Темно-синие глаза налились гневом, в грубоватых, будто вырубленных топором, а потом слегка подтесанных рубанком, чертах лица проступило что-то дикое, хищное, злое и безрассудное.

Чисто медведь спросонок, только холеный да сытый.

Я отступил обратно к обочине, подобрал мешок. И осторожно присел. От рывка, резкого разворота и удара снова разболелось колено. Закатав пропыленную штанину, достал ароматную травяную мазь в горшочке и узкую длинную холстину.

Торопиться некуда, нить пути застыла в ожидании, да и шагов удаляющихся я не слышал. Зато в поле зрения возникли начищенные сапоги.

— Ты кто вообще, бродяга? — Немного любопытства, скука.

— Лад.

— Кто по призванию? — Раздражение.

— Не имею чести знать, господин. Раньше конюшим был, старшим. Еще раньше выездкой занимался.

— Где?

— В вотчине Тампы Одноухого…

— Отчего же ушел оттуда? — Деловитый расспрос продолжился.

— Старик умер, наследники распродают имущество, а уж как пометет новая метла… — Я был откровенен и честен. С какой стороны ни посмотри.

А князь, поглаживая тяжелую золотую подвеску с темным сапфиром, задумчиво и согласно кивнул.

Воздух завибрировал. Рукой, приложив ладонь к земле, ощутил едва заметную дрожь. А вот и кавалерия приближается. Охрана первого среди равных спешит догнать своего подопечного.

Князь постоял рядом, похлопывая кнутовищем по ладони. Я методично продолжал бинтовать колено. Человек, возвышающийся надо мной, начал что-то говорить, но замолк, обернувшись в другую сторону.

С шумом и криком налетела конница. Замельтешили гнедые бока, застучали копыта, сизые кафтаны стрельцов закружили рядом, словно стая вспугнутых голубей. Суету прорезал мощный глас князя, раздающего уверенные приказы.

Я же, встав и подобрав вещи, прохромал к каурому, понуро стоящему в отдалении.

Расседлаем тебя, малыш. Вот так… Звякнули пряжки, громыхнули стремена, и седло плюхнулось в пыль. Теперь промокнуть натертую, хорошо еще не до крови, спину и мазью как следует намазать.

Сосредоточившись на приведении в порядок серебрящейся шкуры, на ободряющем нашептывании в нервно стригущее ухо и аккуратной ласке, упустил из вида окружающий мир.

И когда над ухом рявкнули неожиданно громко:

— Это еще кто?! — резко развернулся, вбивая локоть в чью-то грудь.

Инстинкты, однако, у меня…

А пока я недоуменно смотрел на согнувшегося, задыхающегося стрельца, сквозь зубы цедящего ругательства, получил новую работу.

— Это мой новый конюший, Рон, — прогудел князь, воздвигаясь за моей спиной. — Лад…

— Пепелищный, — добавил я смиренно.

К зиме я уже был связан кольцом советника.

Глава 3 ВРЕМЯ И МЕСТО

Я всегда оказываюсь в нужном месте в нужное время. Увы, не мне нужное, а кому-то другому, всегда — кому-то другому!

Кто или что заставляет меня срываться в ночь, ругаться в палатах Совета, метаться среди приграничных пожарищ?

Стоя у могильного холма названого брата, я зло и отчаянно проклинал нечто, не дающее мне покоя, волокущее по нежеланному, тяжкому пути.

Когда-нибудь, клянусь богами, вы не сможете достать меня, когда-нибудь это все кончится, и я просто уйду!

Я не успел ни к погребальному костру, ни к тризне. Все, что мне осталось, — это мрачное одинокое бдение над свежим, присыпанным мелким снежком курганом в ряду десятков других.

И воспоминания.

Запрокинув голову, подставил лицо тучам. Те, словно чуя мой настрой, извергли очередную порцию мерзкой ледяной слякоти. Ветер дергал полы теплого плаща, трепал волосы, завывал меж склонов. Деревья скрипели, клонясь под порывами, хлещущими по мшистым стволам и голым черным ветвям.

Здесь, под несколькими локтями сырой земли, покоится пепел брата моего.

Лис Нилович, как же ты недосмотрел за собой, а? И что ты, стрелецкий сотник, делал на этой неудачной охоте? Кой демон тебя понес в лес вместе с наследником?

С кем мне теперь поговорить по душам, кому пожаловаться на судьбу? С кем советоваться, да и в «вешки», в конце концов, играть?

Медленно развернувшись, я побрел в сторону города. Земля под ногами чавкала, прихватывая подошвы высоких сапог, трость из черного дерева, подарок Лиса, проваливалась чуть не на палец, будто Мертвое Поле не хотело выпускать меня.

Перед глазами кружили картины недавнего прошлого. Настоящее меня не занимало, и я не обращал внимания ни на холод, ни на ветер, ни на смешанную с вымерзшей травой грязь вместо дороги.

Первая встреча, недовольный взгляд исподлобья. А как еще смотреть на невнятного чужака, по воле князя заменившего испытанного старого работника? Но той же ночью, столкнувшись на сеновале, в самом удобном для присмотра за конюшнями месте, мы вполне столковались, да. В засаде не подерешься и не поскандалишь. Шепотом только и выяснять отношения.

Выяснили все же, что стрелец недоверчивый решил присмотреть за новичком, а новичок — за порядком, и уже вдвоем свалились на голову неудачливому конюху, той ночью решившему продолжить вредительскую деятельность.

Как орали мы на него, хором, всю дворню подняли. А была глухая звездная ночь, крики далеко разносило.

И князя разбудили. Ох как он был зол! Плетей выделил всем, кого заметил, а несчастного конюха едва разом в петлю не отправил…

Помню…

— А был ли он одиночкой, мой князь? — смиренно опустив глаза, проговорил сотник.

Я подхватил:

— Конечно же наша вина, шум подняли. — Опустившись на колено, выдохнул: — Поспрашиваем в холодной, но сообщники могли и сбежать уже.

— Вот и поспрашивайте, оба разом! И поуспешнее, а не то я вам тоже… плетей! — зло рыкнул князь, развернулся и скрылся в тереме.

Меня же будто несло вдохновение, безо всяких подсказок я знал, что сказать, будто чувствовал, как затронуть незнакомую душу, как пробиться через недоверие.

— Повинуюсь, мой князь.

Сотник посмотрел на меня, я — на него. И встал.

— Инициатива наказуема, да, — пробормотал я, потирая ногу. И протянул руку высокому синеглазому мужчине в расхристанном синем кафтане, сотнику: — Лад, конюший.