Принцесса пепла - Лора Себастьян
Цапля выпускает мою руку, и я вижу, что кожа сно-ва стала гладкой и ровной, как будто я не обдирала ее до крови. Юноша сжимает в ладонях мою вторую РУКУ-
— В шахтах, — говорит Артемизия, и я снова смо-трю на нее. Она на меня не глядит, ее взгляд устрем-лен на выложенный плиткой пол, мизинцем она вы-водит на нем какие-то узоры. — Я очень быстро на-училась использовать свой единственный способ воздействия... на одного из стражников. Это была своего рода пытка, но взамен тот человек давал мне
дополнительный паек и самую легкую работу. Он от-ворачивался, если мой младший брат падал под весом тяжелых мешков. Я говорила себе... Говорила, что он обо мне заботится, потому что я ему небезразлична. Я даже внушала себе, что он мне нравится. Намного проще лгать самой себе, правда?
Мне хочется возразить, сказать, что это не одно и то же, но я не могу. Возможно, самообман — это единственный способ выжить.
Артемизия продолжает, и на этот раз ее тон стано-вится резким.
— Однако когда мой брат сошел с ума, и этот са-мый стражник размозжил ему голову камнем в пя-ти футах от меня, я увидела правду. — Голос ее дро-жит. — Месяцы спустя, засыпая рядом с убийцей моего брата, я молила богов о смерти. — Она сме-ется, но звук выходит отвратительный. — До тех пор я никогда не молилась, не видела в этом необ-ходимости. Даже молясь, я не верила, что меня кто-то слышит, мне просто нужно было с кем-то пого-ворить, пусть и мысленно. Я по-прежнему не верю в твоих богов, только знаю одно: постепенно я ста-новилась всё сильнее, а потом мне наконец хвати-ло сил перерезать тому охраннику горло, пока он спал.
Темные глаза девушки вспыхивают, наши взгляды встречаются, и в ее глазах я неожиданно нахожу по-нимание. Я вдруг осознаю, что совершенно не знаю ни ее, ни Цаплю, ни даже Блейза. Наверняка у каж-дого из них за душой полно ужасных историй, по-добных этой, потому что они пережили такие ужасы, какие мне и не снились.
— То, что мы делаем ради выживания, нас не по-беждает. Мы не извиняемся за эти вещи, — тихо го-ворит Артемизия, по-прежнему глядя мне в глаза. —
Может, они и ломают тебя, но ты после этого ста-новишься более острым оружием. И сейчас пришло время драться.
* * ♦
Когда Артемизия и Цапля уходят, я не могу уси-деть на месте, но не из-за той паники, что охватила меня недавно. Я успокоилась и теперь рассматриваю положение, в котором оказалась, словно бы со сто-роны, представляя, будто всё это происходит не со мной, а с другим человеком. Мой разум напряжен-но работает, и руки невольно чешутся — мне хочет-ся чем-то их занять.
Я извлекаю из тайника в матрасе ночную сорочку, которая была на мне в ночь первой встречи с Блей-зом — такое чувство, словно с тех пор прошла це-лая жизнь. Некогда белая материя посерела от гря-зи и сажи.
Рубашка легко рвется на неровные полоски, и я жа-лею, что у меня нет ножниц, с ними полоски получи-лись бы намного аккуратнее. Впрочем, и такие сойдут.
Артемизия и Цапля ничего не говорят, глядя, как я сворачиваю полоски ткани в растрепанные розетки и перевязываю вытащенными из матраса соломинка-ми. Через несколько минут в свою каморку возвра-щается Блейз, но я почти его не слышу, я едва пом-ню о прячущихся за стенами Тенях. Сейчас для ме-ня существуют только эти тряпочные розочки у меня в руках, а все мои мысли полностью сосредоточены на том, что теперь делать.
Точнее, я знаю, что следует делать, но не могу не думать о том, какой выбор сделала бы мама, будь она на моем месте. Вот только я не знаю, как поступила бы моя мать, она всего лишь полузабытое воспоми-нание, наполовину вымышленный образ.
Я затягиваю узел на последней розочке и собираю четыре получившихся цветка.
— Счастливой Белсимеры, — говорю я, нарушая затянувшееся молчание.
Цапля за стеной переступает с ноги на ногу.
— Неужели сегодня... — начинает он, но тут же умолкает.
— Что, правда? — спрашивает Блейз.
Я пожимаю плечами.
— Элпис говорит, что праздник сегодня, и я ей верю.
Поочередно подходя к каждой стене, я скручиваю розочки и пропихиваю в смотровые глазки.
— Знаю, это не много, — говорю я, когда у меня в руке остается только один цветок — для Элпис, от-дам ей, когда увижу в следующий раз. — Но я хочу, чтобы все вы знали, что, даже если мы с вами в чем-то и не соглашаемся, вы — мои друзья. Нет, моя се-мья. Я вам верю, хотя зачастую не умею это показать. Надеюсь, вы все знаете, что я без колебаний отдам ра-ди вас свою жизнь. Никогда не смогу в полной ме-ре выразить, как я благодарна — не только за то, что вы пришли сюда мне на помощь, но и за то, что оста-лись, хоть я мало чем помогала вам. Спасибо.
Несколько долгих мгновений никто не произно-сит ни слова, и я начинаю беспокоиться, не нагово-рила ли лишнего. Они наверняка сочли меня сенти-ментальной дурой, которая просто неспособна быть ничьей королевой.
Наконец Цапля кашляет.
— Вы — наша семья, — говорит он. Это намно-го приятнее, чем если бы он назвал меня их короле-вой. — Члены семьи друг друга не бросают.
— Кроме того, — добавляет Артемизия, — ты так забавно злишься. В такие моменты ты нравишься мне больше всего.
Неожиданно для самой себя я смеюсь, и Артеми-зия тоже хихикает. Она мой друг, понимаю я. Это не та «дружба», которая была у нас с Кресс, состоявшая из болтовни, танцев, примерок платьев. Пусть Арте-мизия порой меня раздражает, но она здесь именно тогда, когда нужна мне, а Кресс покинула меня в бе-де. При мысли об этом в горле встает ком, но я стара-юсь не обращать на это внимания. Белсимера — это время счастья и радости.
— Когда мы были детьми, — говорит Блейз, и по его голосу я понимаю, что друг улыбается, — ты веч-но пыталась подарить мне цветок, помнишь?
— Нет, — признаюсь я, садясь на кровать и рассма-тривая последний цветок. Он не так красив, как тот, что дала мне Элпис, но, надеюсь, он ей понравит-ся. — Это было так давно, воспоминания очень рас-плывчатые. Зато я помню, как мы с мамой шили цве-ты из шелка,
