Возвращение (СИ) - Галина Дмитриевна Гончарова
И Илюши, как на грех, дома нет!
Сыночек, ну ты-то где еще?!
* * *
Илюше было не до семьи и не до сестры.
Илюша в этот момент миловался с царицей Мариной. Вот ведь странность!
Так-то у него бывает, и голова болит, и кости ломит... сознаться кому — и то стыдно! Что он, дед старый, что ли? А вот как к царице приходит — ровно новенький!
Вот и сейчас, лежал он рядом с самой красивой женщиной Ладоги, и чувствовал приятную усталость. Марина ласково водила ладонью по его телу, спускаясь ниже и ниже.
— Как мне с тобой хорошо, Илюшенька.
— А уж мне как с тобой... что на облаке райском. Каждый раз не иду, а лечу сюда.
— Жаль, чаще нам видеться нельзя. Но и так ведь хорошо?
— Очень, Маринушка.
— Скоро Боря по делам уедет, чаще видеться будем.
Илья расправил плечи, демонстрируя готовность к подвигам.
— Далеко ли царь наш собрался?
— На богомолье, — лицо Марины исказила злая гримаса, но Илья ее не заметил. — Говорят, привезут чудотворные мощи из самой Франконии, к ним мужчины приходят, чтобы наследника обрести.
— Наследника, да...
Не то, чтобы Илья был трусоват. Но холодок по спине прошел.
Почему измена царю карается смертью?
Да потому, что трон наследовать должен мужчина с кровью государя Сокола. А когда прервется мужская ветвь — потомки дочерей наследовать могут. Но только с соколиной кровью. Иначе... беды неисчислимые падут на Россу. А тому, кто обманом трон займет, сто лет отмерено будет. А потом — все. Оборвется его династия.
Это-то всем известно.
Когда государь Сокол на Ладогу пришел, тут разные племена жили. Объединяли их лишь боги — и волхвы.
Отец Род, матушка Жива.
Мог Сокол свою веру насадить, по капищам огнем и мечом пройтись. Мог.
Но поступил иначе.
Договорился он с волхвами, и получил за это благословение на всю свою династию.
И правил долго и счастливо, и стольный город Ладога на реке буйной встал...
А вот ежели Илья, и царица... а вдруг от него у царицы сын будет? Или дочь? Это ведь уже не соколиная кровь. И...
Для царицы — смерть.
Для прелюбодея — тоже. Оскопят и на крест взденут. Там и подохнешь...
А ведь могут и дознаться. Если кто проговорится...
Марина словно почуяла.
— Ты не бойся, Илюшенька, стерегусь я, как могу. И ты стерегись.
Илья был согласен. Стеречься — ладно. Но отказаться от этого счастья, от этого вихря чувств, этого безумного угара?
Пусть лучше убьют!
— Маринушка моя...
И снова — сладкое безумие.
Дом?
Сестры?
Да Илья бы и не вспомнил никогда. Вот еще ерунда какая!
* * *
Устя без памяти недолго пробыла. Очнулась, как из омута вынырнула.
И словно плетью ударило, пришло осознание опасности.
Молчи!
Нельзя двигаться, нельзя говорить, нельзя... ничего нельзя! Лежи, как лежала!
Молчи и слушай!
И ведовское, древнее чутье не дало сбоя.
Устя лежала на чем-то твердом, руки были связаны впереди, но связаны не туго. Сможет она выбраться? Не ясно, надо узлы посмотреть.
Ноги свободны. Подташнивает.
Чем ее отравили? Чем одурманили?
Не знали негодяи, что на таких как она — втрое больше снадобья надо.
— Что девка, Хорь?
— Дрыхнет. Авось, до утра проваляется без чувств.
— Плохо...
— А чего ты хотел, Кроп?
— Так это... заказчик сказал — побаловать с ней можно? Не сильно, а чтобы напугать?
— Мало ли, что заказчик сказал! Знаю я вас, увлечетесь — заиграетесь, а девка ему невредимая нужна.
— Мы б не заигрались. Хорь, ты это...
— Я сказал. Перебьешься.
— Сам тогда ребятам и скажи. Пусть на тебя и злобятся.
— Кроп, иди отсюда! По-хорошему, пока дверь башкой не отворил.
Мужчина, ворча, вышел вон. Тот, кого называли Хорем, посидел пару минут. Потом вздохнул — неладно, поднялся и вышел вон. Успокаивать свою ватагу, пока те не озверели.
Устя огляделась из-под ресниц.
Потом широко открыла глаза.
Заимка? Чья-то избушка?
Да, похоже на то. Такие домики, она знала, строят для себя охотники.
Небольшой очаг, две лавки, несколько полок. Низенькая крыша, проконопаченная мхом, толстые стены — не просто так. Эти стены не взять ни волку, ни медведю.
На полках несколько мешочков.
Устя знает, с чем они. Там сухарики, может, крупа. Тот, кто придет на заимку, может съесть старый припас и положить взамен свой. А может и не положить — всяко бывает. Но потом постараться прийти и все вернуть.
Это лес.
Всякое может случиться.
Окошек нет. Зачем они на заимке, людям тут не жить. Переждать непогоду или рану, да и уйти.
Устя посмотрела на руки.
Связаны. Но по-простому, самым легким узлом. Моряков тут нет, сложные узлы вязать некому. Пожалуй, веревку она распутает. А вот что потом делать?
Сколько их там?
Похитителей?
И что она с ними сможет сделать?
Пожалуй, на первый вопрос она ответить сможет. Недаром же бабушка ее учила дышать, видеть, вслушиваться в окружающий мир.
Устя прикрыла лаза, выдохнула...
Раз, еще один... и мир постепенно начал растворяться.
Осталась только она. Только ее источник жизни. Черный огонек, горящий под сердцем.
А что за дверью?
За дверью... два... три... шесть огоньков.
Шесть человек на нее одну? Нет, не отбиться, не сбежать. Даже и будь она волхвой, обучение в Роще получившей, все одно для нее много. Слишком много.
Может, бабушка бы и справилась, да бабушки здесь нет. А что она может?
Устя медленно обводила взглядом пространство, на сколько хватало ее сил.
Вот один огонек дрогнул, начал отдаляться, наверное, поскакал куда-то.
Вот огни попроще, послабее, словно искры.
Лошади.
Люди почему-то видятся ярче, животные более тусклыми. Хотя лошадь крупнее человека. Странно так... а это что?
Далеко, на самой грани сознания, Устя видела еще одно скопище искр.
Животное? Какое?
Устя сосредоточилась.
Если это лось, или олень... а какая разница? С другой-то стороны? Если животное придет сюда, если отвлечет этих наемников — разве плохо будет? А когда окажется, что это, к примеру, кабан, так и вообще хорошо.
Кабаны — зверь умные, хитрые, мстительные. Явись сюда дикая свинья — и сидеть негодяям на деревьях. До-олго.
Впрочем, лось — тоже не подарок. Не видели вы, как эти зверюги носятся по лесу во время гона. Навсегда бы зареклись им навстречу попадаться. А какие у них копыта! С одного удара — и череп волку проломят! От таких любой тать наутек кинется.
Или поспешит спрятаться внутри заимки.
Такое тоже возможно. Но...
Устя видела
