Возвращение (СИ) - Галина Дмитриевна Гончарова
И было, было чему подвывать! Устинья, боярышня старшая, рвала и метала! То есть — трясла испорченный сарафан и орала так, что ветки качались.
— Да ты хоть понимаешь, какой этот шелк цены?! Дура скудоумная! Тебя продать — дешевле выйдет!
— Не вели казнить, боярышня! Виноватая я!!!
Настасья выла вдохновенно. Завоешь тут, как жить захочется. Ведь правда, не для хорошего у нее кровь купили. Но... денег хотелось! Безумно!
За двадцать пять рублей из холопства не выкупишься, но на обзаведение хватит. А в деревне корова — кормилица. А лучше даже две коровы.
Боярышня все поняла, даже ее, дуру, пожалела. И Настасья старалась.
На крик и визг вышел боярин Заболоцкий. Зевнул, почесался....
Верка вчера постаралась на славу, так что был боярин в хорошем настроении. Благодушным даже.
— Ты чего орешь, Устя?
— Батюшка! Эта дура... эта дура... вели ее засечь!!! Посреди двора! Плетьми!!!
Отродясь боярин не позволял девкам у себя на подворье распоряжаться. Даже и дочери. Его то дело, кого засечь, кого продать! А бабы пусть за супом смотрят, им и того достаточно!
— Что случилось, Устя?
Устинья плевалась, как облитая водой кошка, но наконец, до боярина дошел смысл трагедии.
Как же!
Строчка на сарафане не та, распарывать и перешивать придется! Когда до боярина дошло, он только что рукой не махнул.
— Тьфу ты! Я правда думал, что серьезное, а ты...
— Несерьезное?! Я в этом сарафане на смотрины пойти хотела!
Тут боярин призадумался, а Устя, видя, что он ищет решение проблемы, и подсказала.
— Убери ее, батюшка с глаз моих долой! Видеть эту пакость не хочу!
Боярин на Настасью поглядел, вспомнил, как сам ее едва не прибил, да и рукой махнул.
— Я ее в деревню отошлю, дочь.
— Вот-вот! — рыкнула Устинья. — Замуж ее — и в деревню! Пусть там... с коровами! Такой шелк загубить! Дура криворукая, скудоумная!
Тут и Егор под руки подвернулся.
— Когда позволишь, боярин, слово молвить. Могу я Настьку отвезти. И коней заодно бы отогнать, Огонек себе копыто на мостовой разбил, его бы на луга, да и Дымка прихварывает...
Конями боярин интересовался живо. Ну и... когда так все складывается — почему нет?
Пары часов не прошло, как Настасья со всем скарбом влезла в телегу, которой правил Егор, и перекрестилась на дорожку. Устя незаметно подмигнула ей.
Боярин разрешение на свадьбу дал, так что пусть сами решают. Покамест пост не начался, остановятся, вон, у первой же церкви, да и обвенчают их. А что Бог соединил, человек да не разлучит.
И Устинья довольно улыбнулась.
Верка еще...
Приглядит она за Веркой. Может, и тут беду отвести удастся. А Настасья ее, считай, спасла. Теперь и Устя долг возвращает.
Семьи Настасье крепкой да детишек побольше. Что у нее в черной жизни-то было? Устя уж и не помнила. Не до того было.
Точно она знала, что Егор бобылем до старости оставался, а вот что с Настасьей случилось? Убили, кажется? Ножом в подворотне ткнули?
Еще одна дорожка поменялась в лучшую сторону, и было от этого тепло на душе и радостно.
Жива-матушка, спаси ее и сохрани, обереги и защити. А уж Устя и дальше стараться будет.
* * *
— Теодор! Скоро начинается великий пост!
— Я знаю, Руди. И что?
— Неужели ты не хочешь разговеться как следует?
Фёдор пожал плечами.
— Не знаю. Не думаю...
— Подарок у меня будет, мин жель. Хороший подарок, для тебя.
— Какой?
— Поедешь со мной, так узнаешь.
— Мудришь, Руди?
— Мин жель, что радости в подарке, который загодя известен? Сознаться я могу, да у тебя радости будет вдвое меньше. Поехали развеемся!
Фёдор подумал, да и кивнул.
Ладно уж!
Пусть его!
— Когда поедем, Руди?
— А вот, как напишут мне, что подарок твой готов, так и поедем.
Фёдор не возражал. Даже интересно стало, что там за подарок такой? Посмотрим...
* * *
— Боярышня, шелковые нитки закончились. И бусины синие, стеклярусные, тоже...
Устя только зубами скрипнула.
Шитье... Сейчас она позволения у отца спросит, да сама в лавку к купцу ромскому и сбегает. Есть у него и шелк, и стеклярус... только б отец позволил!
Боярин и не думал возражать.
Он как раз Веркину фигуру взглядом провожал, не до того ему было. Дочь из дома — да и пусть ее!*
*- в допетровской Руси взаперти сидели очень немногие. Так-то женщины и хозяйством занимались, и закупками, и чем угодно. И выйти в лавку для них было вполне обычным делом. Прим. авт.
Нельзя ли служанку послать?
Ах, нельзя, товар уж больно дорогой? Шелк и стеклянные бусы? Ну и ладно! Иди, Устя. На смотринах ты самой красивой быть обязана. *
*- и шелк, и бусины действительно были очень дорогим товаром. Чуть ли не на вес золота. Примерно в 1600 году шелк начали осваивать на Руси, но цена сильно не упала. Прим. авт.
И холопа с собой возьми! Вот, хоть бы и Петьку! Чего он тут без дела ходит?
Устя поклонилась, да и отправилась на торжище. А боярин подозвал к себе Верку.
Пусть потрудится. Настасья уехала, да и дура она была. Верка пока еще тут. Надобно еще кого себе приглядеть, или из имения привезти. Но это еще когда будет, а пока пусть Верка потрудится.
Боярин устал, ему отдохнуть требуется.
Холопка и пошла. Побежала даже, виляя объемным задом под сарафаном, и посматривая глазами. Видите, какова я? Завидуйте!
Боярыня Евдокия, на это глядя, только зубами скрипнула.
Ладно-ладно, Вера. Погоди ж ты у меня, не век тебе с боярином... хоровод водить. Надоешь ты ему, как сотни других до тебя, и отправишься в поместье. А до того еще и я на тебе отыграюсь.
Умные бабы, когда в полюбовницы к боярину попадают, хвост прижимают, да на меня оглядываются.
А ты решила, что одна такая? Единственной будешь?
Посмотрим... ох как посмотрим!
* * *
— Вот она! Вышла!
Двое мужчин, наблюдавших за боярским подворьем, переглянулись.
Боярышня Устинья.
Одна? Нет, холоп за ней идет. И она куда-то идет... куда? Это и неважно, главное, что возвращаться будет той же дорогой.
Ладога хоть и столица, да есть в ней улицы, по которым лучше и днем не ходить. Так измараешься, что в трех водах сапоги не отмоешь. Так что...
— Ты нашим знать дай, а я за ними прослежу, мало ли что?
Мужчины переглянулись — и осторожно разошлись. Один за боярышней, второй к своим людям.
* * *
Вера была счастлива.
Они с боярином
