Екатерина Оленева - Невеста для Мрака (СИ)

— Вашего дядю Криона Дерри, вашего дядю Барта Дик*Кар*Стала. Они сделали всё возможное, чтобы вбить между нами клин, настроить вас против меня и навлечь на вас мой гнев. Но они просчитались, ведь ни у одного из них нет детей, они попросту не знают силы родительской любви к своему чаду, пусть даже неразумному и сбитому с пути. Я никогда бы не причинил вам вреда, но в бою, сын мой… вы могли погибнуть во время этой неразумной авантюры.

— Меня охраняли. Дядя заставил меня покинуть…

— Он посмел выставить вас трусом! Все видели, как вы покинули бой одним из первых. Бежали у всех на виду. Так-то он заботится о вашей чести?

Фабриан опустил голову и упавшие на лицо волосы скрыли его выражение.

— Однако, отец, вы велели бросить меня в застенок.

— Я велел страже приглядывать за вами во избежание ещё больших неприятностей. Чтобы недостойные люди не могли ещё раз воспользоваться вашей неопасностью, доверчивостью и наивностью.

Дик*Кар*Стал оказался куда мудрее, чем я думала. Он преподал мне отличный урок манипулирования, игры на стремлениях и недостатках других людей. Любому неблаговидному поступку можно подобрать благовидные слова. Это и называется политикой.

Король подошёл и обнял принца:

— Вы слушались дурных советов. Вы ведь в действительности не хотели утопить наше королевство в крови? Вы слишком умны для этого, сын мой.

— Чего же вы от меня хотите?

По голосу Фабриана было слышно, что он сдался.

— Я хочу, чтобы мы вместе вернулись в столицу, возвратились ко двору, где вас встретят с распростёртыми объятиями. Если пожелаете, я даже позволю вам собрать гвардию из людей, которых вы отберёте сами по своему желанию. Вы по-прежнему останетесь моим возлюбленным сыном и наследником моего престола…

— И чего вы хотите взамен? — настороженно спросил принц.

— Вы не должны мешать мне вершить правосудие. Наших врагов необходимо наказать.

— Вы хотите сделать из меня предателя, отец? — с грустью спросил Фабриан.

— Я прошу вас помочь покарать преступников, рискнувших вашей головой. Кара, что постигнет их, ими более, чем заслужена. Вы согласны со мной, сын мой?

Как будто у «сына его» был шанс не согласиться? Обречённых всё равно казнят, с попустительством принца или нет. Тут ничего не исправишь. Так что благоразумие диктует единственный возможный выход, предусмотрительно царственным папенькой оставленный.

Я понимала принца, понимала короля, однако от увиденного у меня остался неприятный осадок. Дик*Кар*Стал прекрасный загонщик, он отлично гонит зверя на флажки, мастерски управляясь с противником. Фабриан наверняка уже считает, что его отец к нему слишком великодушен. Рыжий тоже почти боготворит своего «государя». Да что говорить? Я сама полностью прониклась его великодушием и почти готова примерить венец верной, послушной жены. Но иногда, вот как сейчас, маска с него соскальзывает, и я вижу… кстати, что я вижу? Сама толком не могу выразить словами, но, чтобы это не было, меня это очень настораживает. Не люблю я, когда за меня принимают решения, да ещё вдобавок делают вид, что это я сама так и придумала.

Кончилось всё тем, что принца освободили от оков, облобызали и принудили к миру.

— Итак, всё закончилось, ваше величество? — спросила я, когда мы остались с Дик*Кар*Сталом наедине.

— Закончилось? — Он скользнул по мне равнодушно-отвлечённым взглядом. — Что вы имеете ввиду?

— Эту военную компанию, направленную на подавление мятежников.

Дик*Кар*Стал пожал плечами:

— Мы возвращаемся в столицу, — был его вердикт.

Вот так. И понимай, как хочешь.

Заговорщиков, возглавивших заговор, бросили в тюрьму. Лишь спустя месяц после Туманного Сражения схваченным лордам официально были предъявлены обвинения в государственной измене. Тех, кто был рангом и достатком пониже, быстро предавали виселице без суда и следствия — жестка королевская немилость, немилосерден королевский гнев.

На следующий же день после битвы остроги оказались переполнены теми, кого подозревали не только в участии мятежа, но и в банальном к нему сочувствии. Королевское правосудие было скорым на расправу и не отличалось милосердием. Ещё более жутким было желание чинуш-подхалимов угодить королю или, под шумок, расправиться с давнишним недругом, должником или, наоборот, кредитором. Лес рубят — щепки летят. В нашем случае это были головы. Только за одну неделю, прошедшую после битвы, казнили свыше ста человек.

Дик*Кар*Стала хватило лишь на милосердие к собственному сыну — тому он строго погрозил пальчиком. Но к простонародью король оставался по-королевски же глух, хотя именно простой народ, на мой взгляд, карать было не за что. Народ — это слепая марионетка, от которой не зависит даже его собственное благополучие и жизнь.

От виселиц, настроенных на северо-западе страны, вдоль дорог стало тесно. Палачи работали, не покладая рук. Никого не беспокоило, сколько невинных жертв оказалось среди казнённых, да и действительно виноваты ли виновные?

Высокородных заговорщиков должны были судить.

Дик*Кар*Стал, сославшись на государственные дела, не смог присутствовать на суде, кронпринца, учитывая обстоятельства, никто об этом и не просил, так что представлять корону на этом достойном пера карикатуриста собрании досталось мне.

Всё, что от меня требовалось, это сидеть как кукла с глазами в королевской ложе и наблюдать за происходящем. Даже речи говорить было не нужно. Я сидела и глядела — с достоинством выполняла королевские обязанности.

Суд состоялся в замке Редерик. Зрелище, нужно отдать организатором должное, выдалось представительным — огромный зал, наполненный зрителями, верховный судья в алой одежде на высоком председательском троне, стулья поменьше для судей низкого ранга — всё чин чином.

Слушание дела началось и стража ввела заключенных. Судебный пристав, потребовал соблюдения тишины, шум голосов в зале стих.

Я с интересом разглядывала присяжных заседателей, давших клятву судить «милостиво и справедливо». Тяжелые подбородки, лежащие на ещё более широкой груди, заплывшей жиром, маслянистые бегающие глазки и отвисшие щеки редко у кого ассоциируются с благородством. Внешность этих людей свидетельствовала о том, что ими могло двигать всё, что угодно, но только не милость или справедливость.

Председательствовал на этом прелестном собрании лорд Акс, высокий худой человек лет под сорок с продолговатым лицом, которое можно было бы даже назвать красивым, если бы не его выражение. Ограниченный снобизм проглядывал в глазах, устало прикрытых набрякшими веками, брезгливо поджатых узких бескровных губах. Люди, подобные ему рождаются уже стариками, отрицают радости жизни и всю жизнь ходят, как по линейке.