Алина Илларионова - Оборотни Его Величества

— Поиски могут занять много времени, — усомнился ветродув. — Пока мы обшарим междуречье…

— А они вам на что?! — начальник возмущённо кивнул на выжлятника, в окружении своры спокойно слушавшего разговор. — Отпустите гончих в глубокий полаз, а сами двинетесь по дуге, телепортируясь, скажем, через каждые десять вёрст.

— Если кэссиди уйдёт новым каскадом, след мы потеряем уже с концами.

— Не уйдёт. Как минимум, на месяц с раненым застрянет.

— Почему вы думаете, что принцесска будет возиться с обузой? Бросит, и всё.

— Не-эт, не бросит. Кэссиди понимает, что в одиночку ей придётся очень туго, да и потом… Видишь ли, зверушек она любит, а полукровка всё-таки оборотень.

— Но если он сдохнет, её уже ничто не удержит на месте.

— Он в «муравейнике» выжил, а как там ребята работают, я знаю. Сам кое-чему у них учился… Ещё вопросы?

Больше вопросов не возникло, и начальство заторопилось в Равенну.

— Кстати, ОН недоволен вашей медлительностью. Предлагал заменить главу группы кем-то более расторопным, но я замолвил за тебя словечко, — столичный гость в упор уставился на мага мутновато-зелёными глазами. — Не подведёшь?

— Не подведу, — заверил опальный. Он знал, что бывает с теми, кто разочаровывает ТОГО.

— Уж не подведи, голубчик, потому что иначе придётся тебя… уволить.

Пообещав сие с самой доброжелательной улыбкой, начальство изволило отбыть.

— Вот мразь! — с уважением сказал ветродув. Как ни крути, жизнью он обязан этому скользкому типу, да и не он один. — Ему б фамилия Аконит больше подошла, чем Флокс.

ГЛАВА 9

— И затмит белый день ночь чёрная! И опустится тьма с Небес омрачённых на Царствие Серое, и погребёт праведника и нечестивца, боголюбца и богохульника, тварь разумную и бессловесную, и рыб морских, и гадов земных, и древа, и травы, и злаки! И раздвинется Твердь Земная, и откроются врата в Царствие Нижнее, и выползет стальной Зверь с огненным чревом, и распахнёт зев смрадный, и пожжёт сушу, и воду, и воздух! И взрастёт Древо Великое над Царствием Серым, и засеет пустынь пеплом да золою! И разверзнутся Хляби Небесные, и канет луч, и сойдёт по нему Он, в трёх ликах единый, и призовёт к ответу праведника, и нечестивца, боголюбца и богохульника, а твари бессловесные и рыбы морские, и гады земные, и древа, и травы, и злаки судиями будут! И свершится то в год грядущий на исходе Полного Круга! Дано нам знамение небесное! — бурно жестикулируя, вещал с помоста дебелый пучеглазый храмовник.

— Не знамение, а затмение, — покосившись на чёрное солнце, проворчал Вилль. Можно представить, что будет с фанатиками весной, когда в небе вспыхнет комета Фия, возвращающаяся раз в сотню лет.

— Хулу возводят язычники нечестивые, час урочный накликивая! — разошёлся, меж тем, оратор. — Окружили город благословенный идольниками погаными, жертвы приносят кровавые, оргии срамные учиняют! Так падите же на колени и смиренно молите о прощении Бога истинного Триединого!..

Наблюдавшие затмение горожане, среди которых семеро «нечестивых язычников» были обряжены в мундиры стражи, притихли. Болтун прикусил язык, но было поздно. Его освистали, стащили с помоста и по рукам передали в толпу. Стражники пальцем не шевельнули. Вилль одобрительно хмыкнул и посторонился, пропуская двоих орков, с задорным гиканьем выпроваживающих с Площади Свободы благим матом орущего храмовника. Причём, стало видно, что под рясой у него вполне себе щегольские сапожки на червлёном каблуке. Толпа улюлюкала, однако нашлись и люди, следившие за действиями зеленокожих соседей с откровенной неприязнью.

Тем временем тень сошла, и светило вновь воссияло, как положено, а горожане разбрелись по делам, обмениваясь впечатлениями. Вилль, отвязав Филина от ограды, направился по адресу улица Первозвонная, двадцать семь, где проживала вдова господина Венедикта. На похоронах к женщине, окружённой храмовниками, не удалось даже подойти, а приходить в дом было неловко. Язычник всё-таки с точки зрения Церкви, мало ли как Венедикт о нём при жене отзывался? К тому же, волей случая язычник стал тем, кто принял последнее слово умирающего, а на его месте должен был оказаться исповедник. Постепенно совесть утихомирилась бы и задвинула в дальний ящик невыполненное обязательство, но в последнее время аватар всё меньше верил случайности гибели богослова. Цирюльник, упырь, летучая тварь… Шушель знает, что творится в городе. Версия о том, что все трое могут оказаться одним лицом, не давала покоя. Хорошо бы сразу подтвердить либо отмести её на второй план вероятностей и идти по трём следам параллельно, только вряд ли так повезёт. Уж если следственные бригады ИСС головы сломали… Впрочем, не так страшен бесь, как его малюют, и начать надо хоть с чего-нибудь. В данном случае это — опрос свидетелей и родственников потерпевших. Студиозусы, видевшие нечто нереальное, девочка, которой не страдающий отсутствием воображения аватар верил едва ли… Теперь на очереди вдова Венедикта.

Приходить с соболезнованиями три недели спустя было поздновато, но повод заглянуть к госпоже Добролюбе нашёлся. Незадолго до смерти богослова, Вилль одалживал у него «Житие святого Эмиля Экзорциста», прочитал, однако затянул с возвращением. Потом стало не до книги. Теперь можно отдать вдове лично, а не отправлять с посыльным.

Рабочий день ассистента закончен, студиозусы расползлись по казармам готовиться к зачётной неделе, Его Величество выходить на прогулку не планировал, Её Высочество — тоже, так что аватар никому не обязан. На обратном пути поужинает в корчме, чтобы не столоваться с венценосной семьёй во дворце. Может быть, к тому времени, как вернётся, Алесса уже ляжет спать. Не хотелось пересекаться с ней лишний раз — и горько, и колко. Обоим.

В таких условиях единственных выходом было с головой уйти в учебный процесс и следствие, чтобы к ночи валиться пластом, ни о чём постороннем не думая. Прошлой весной приглашённый на семинар сыщик Эриан сказал (с поправкой на цензуру): «Работа кипит, пока сердце спит.» Полуэльф оказался прав.

Одноэтажный кирпичный домик, выкрашенный в палевый цвет, на первый взгляд ничем не отличался от львиной доли остальных домов улицы. Дёрнув за шнурок, Вилль разницу ощутил. Прочувствовал, вернее, до самого нутра. Судя по низкому, вибрирующему гулу, от которого чуткие уши свернулись в трубочку, вместо дверного колокольчика в доме висел аналог Гром-Колокола из столичного храма Иллиатара Созидателя. Вполголоса ругаясь Бездной, Вилль яростно натирал ухо, когда изнутри отодвинули засов. На порог вышла одетая в чёрное худая женщина с почти не иссечённым годами миловидным лицом и постаревшими глазами.