Алина Илларионова - Клинки севера

Алина Илларионова

КЛИНКИ СЕВЕРА (ОБОРОТНИ СНОВА В ДЕЛЕ)

Не верь моим словам,Они — пустые звуки,И месяцы разлуки —Горсть соли по губам.

Не верь своим глазам,Видения туманны,Улыбки — всё обманыСуть — слёзы по щекам.

Не верь своим ушам,Что слышат шум прибоя,Отправлюсь за тобоюКак тень, ты знаешь сам.

Ты сердцу только верь,Знай, в зимнее ненастьеТихонько скрипнет дверь:«Ты ждал меня, ушастик?..»[1]

ЧАСТЬ 1. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МУРАВЕЙНИК!

ПРОЛОГ

Листопад 1436 года от С. Б. Скадар[2]

Перестук каблучков эхом раскатывался по осклизлым стенам подземелья, дробился о тёмные пол и потолок. Эта поступь, отточенная с детства, ещё до приближения выдавала хозяйку, как особу властную не по возрасту. Терпкую смесь гнили, сырости и крови язык не повернулся бы назвать воздухом, но платочек дриадского плетения, пропитанный эликсиром «Ветры севера», лежал в кармашке бирюзового платья. Ирэн до сих пор в деталях помнила казус, произошедший с атэ'сааром Джороном Бареллой, который возжелал лично допросить наёмного убийцу. Ха-ха! Бедному магу не помогла даже нюхательная соль, и растянулся он прямо на загаженном полу, а наёмник отпустил такую скабрезность, что сам палач покраснел. Насмешнику тут же отрезали язык, но это совсем другая история.

Маги, демоны их раздери! Совсем запудрили голову Кэссарю своими изысканиями. Казну поглощают механизмы и магические гибриды, что первые, что вторые одинаково зубастые да прожорливые, зато приличных дождей Одарённые наворожить не смогли, и в стране начнётся голод. Куда, куда подевались былые дни рассвета великого Скадара, когда повелителя обожествляли, а не проклинали?

Полуэльф заинтриговал её ещё на приёме во дворце: даже прислуживая своему хозяину, он умудрялся выглядеть аристократом. Во вторую их встречу остроухое существо выглядело значительно хуже, но стойкости не растеряло. Отвечал на вопросы дознавателей так уверенно, а главное, искренне, что сам Кэссарь засомневался, а был ли заговор? Одарённые, конечно, повелителя в чём угодно убедят, зато шанс выжить у бесполезного «свидетеля» появился. Судя по заскучавшим взглядам магов, шанс этот висел на волоске, но ножницы Ирэн успела перехватить.

Стойкость и верность — вот качества, которые любимая и безмерно уважаемая мать прививала Ирэн с детства, и не уставала твердить, что окружать себя надо людьми, близкими по складу характера. А лучше всего, когда стойкий и верный друг тебе благодарен. Поэтому девушка, оставшись с отцом наедине, возмутилась безрукости и бестолковости дознавателей и пригрозила голодовкой, если не получит заморского полуэльфа в собственное пользование. Сейчас она лично шла объявить ему свою милость.

— Ты помилован! Благодари свою… — Ирэн приподняла брови — камера пустовала. Неужто посмели ослушаться приказа?

Вдруг она заметила в углу нечто бесформенное, меньше всего походящее на тело. Девушка подошла ближе и, машинально помассировав виски, пробормотала:

— Я скормлю их тиграм… Лекаря!

Дан не рискнул открывать глаз, и оглядел комнату сквозь опущенные ресницы. Замечательно, великолепно, неописуемо! Тюремную камеру сложно назвать уютной спальней, а дыбу — желанной подружкой на ночь. Зато сейчас до чего хорошо! Из открытого окна пахнет персиками и рассветом, простыни ласково холодят кожу. Не атласные, якобы имитирующие шёлк и модные промеж барышень средней руки, которые предпочитают скользить по кровати всю ночь как по катку, а из отделанного до пуховой нежности хлопка цвета морской волны.

Всё убранство комнаты было выдержано в морской тематике. Мраморный пол, серо-синий в сеточке голубых прожилок, устилал кружевной ковёр, имитирующий пену волн. На шёлковом гобелене русалки катали в ладье свою королеву под охраной беловолосых тритонов. К той же стене притулился столик из горного хрусталя, главным достоинством которого Дан счёл крокодилье чучело, небольшое, с длинным узким рылом и красноватыми глазами.

Сама знакомая владелица простыней, чучела и комнаты обреталась у столика в кресле, где, свернувшись калачиком, дремала. Она казалась совсем молоденькой, но в темнице разглядывала его глазами взрослой женщины. Интересно…

— Ты проснулся или будешь притворяться дальше? — поинтересовалась спасительница, чуть заметно приподняв уголки пухлых губ. Симпатичная, даже хорошенькая при бледном свете, что серебром облил её рыже-каштановые локоны. Якобы надменный взгляд из-под прикрытых век удачно маскировал слипавшиеся от усталости янтарные глаза.

— Я не посмел тревожить ваш сон, сури.

Девушка зевнула в ладошку и села рядом, оценивающе разглядывая новое приобретение. «Чучело» немедля повернуло голову вслед за ней.

— Ты его тревожил последние двенадцать часов, когда будил криками всю Катарину.

— Сури, умоляю, скажите, что с остальными? Что с моим господином?! — он ни на минуту не забывал брата. Спасся ли, жив? Он сильный.

— Мертвы… Ну тише, тише… — девушка поморщилась, когда Дан со стоном отвернулся, и прижала обеими ладонями простыню, не позволяя беспокоиться. — Мне очень жаль.

ГЛАВА 1

Пятью месяцами ранее. Неверийская Империя

— Почему глаза красные? Пил?

— Никак нет, госпожа Нэйран! Дуля… Наш полотёр новый чистящий порошок с утра испытывал. Едучий, зара… Виноват.

— …за! — припечатала Еланта Нэйран, директор Военного Университета имени Лидора Победоносца. — Хорошо. Тогда почему седьмого первозвона отсутствовал на лекции по «Богословию»? Господин святитель Венедикт тобой недоволен.

— Друг заболел. Пришлось подменить у ворот. Я принёс господину святителю объяснительную записку.

— В объяснительной может стоять только одна причина неявки студиозуса на предмет: смерть! — директор хрустнула длинными, ещё крепкими пальцами. — Сядь, Винтерфелл.

Она выдержала паузу, в течение которой успела очинить перо, достать из резной шкатулки тёмного дерева трубку с длинным тонким чубуком, полюбоваться на неё и уложить обратно, в объятия изумрудного бархата. Попытки директрисы бросить курить были притчей во языцех. Благородная дама консультировалась у лекарей, внушалась у магов и перед зеркалом, пила отвары и порошки, безменами[3] поглощала яблоки, грызла семечки… Да бестолку. Недели не проходило, как госпожа Нэйран вновь пыхала трубкой, пуская клубы дыма в лица вызванных на ковёр студиозусов.