Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»

— Будь ты проклята, старая мымра! — задохнулась Глафира в слезах и гневе отчаяния.

Дядя Люсик смотрел на меня. Теперь я понял, он хотел предупредить, спасти. Еще доля секунды, и из моих уст вылетела бы смертельная глупость, уничтожившая как меня, так и Тому, Зарину… и мало ли, куда протянулись бы щупальца цариссиного следствия. Как говорится, был бы человек, статья найдется.

— Твои слова можно считать признанием? — с ухмылкой вопросила Дарья.

— Будь ты проклята! — повторила обвиняемая, потерявшая последнюю надежду.

— Согласитесь, — обвела Дарья взглядом присутствующих царисс, — это является косвенным признанием. Невиновный человек будет стоять на своем до конца. Итак, она призналась сама, без давления, при свидетелях. И да свершится справедливость!

— Алле хвала! — крикнула площадь, требуя скорейшей расправы.

Немедленной. Показательной. Кровавой. Они жаждали жертвоприношения. Человеческой жертвы во славу призрачной справедливости.

Призрачной ли?

Может, я не прав. Просто совесть не чиста. Не будь я мальчиком в девичьей шкуре, тоже орал бы со всеми и желал отмщения преступнику. Вывод прост и обиден для моего утраченного мира: честные — за суровость, жулики — за милосердие.

— Сначала мы накажем за обман, — сообщила Дарья. — По одной плети за каждую обманутую ученицу. Приступить!

Бойники вытащили из-за поясов подготовленные плети.

Замах — удар — вскрик.

Красные полосы поперек спин.

Пожирающие или опущенные глаза зрителей.

Умирающие в слезах и конвульсиях лица жертв.

Вздутая исполосованная кожа.

Двадцать раз. И — тишина.

Если б не веревки, обвиненные валялись бы на траве. Без сознания. В болевом шоке. Сейчас просто висели. Головы болтались. Кровь сочилась и капала, сочилась и капала. Собиралась в ручейки. Бывшие белые тела расцветились багровой паутиной.

— Теперь к главному, — дождавшись завершения, заключила Дарья. Внимание зрителей увлеченно переключилось на нее, о жертвах мгновенно забыли. — Все знают, за нарушение закона — смерть. В присутствии трех царисс и нескольких десятков других уважаемых людей, которых обязательно перечислим поименно в зимописи сегодняшних событий, мы приговорили Фому Евпраксина и Глафиру Натальину к справедливости. Но не будем портить себе аппетита. Отложим. Сегодня праздник. Нас почтили своим присутствием лучшие люди, уже стынет обед, как мне показывают. Просто обед, даже перекус с дороги. Настоящий пир мы закатим позже, у меня в башне, завтра или послезавтра. К сожалению, школа для такого не приспособлена. Пока же, чтоб не морить голодом прибывших, прошу к столу. Места в школе мало, поэтому первыми прошу уважаемых царисс и их семьи. Войницы с войниками отобедают вторым кругом. Ученицы последними. До сигнала они могут продолжать занятия. Приглашенных — прошу.

Толпа зашевелилась, распалась на части и начала расползаться. Словно проснувшийся осьминог. Щупальца, состоящие из войников, скользнули к шатрам, более цветастые и сверкающие — к дверям кухни.

К нам примчалась Астафья:

— По коням!

Ворота проскрипели открытие. Наспех собранные, мы выметнулись наружу. Наверное, учениц вытурили, чтоб не мешались. Снова разбив всех на группы, нашу, под командованием Карины, Астафья остановила.

— Езжайте к развилке. Встретите сестриссу Аркадию. Препроводите в школу. Если не будет других указаний, снова выезжайте на занятие.

Карина подтвердила приказ, группа Астафьи быстро ускакала в сторону.

Наша четверка отправилась по дороге. Карина ворчала:

— Хоть бы одеться дали по-человечески. В таком тряпье встречать сестриссу. Где это видано! Как рванье деревенское, босота беспортковая…

— Сестриссе не нужен показной блеск, — благочестиво заметила маленькая Клара. — Важнее, что у нас внутри. Я рада, что выбрали нас.

Карина удивленно покосилась на нее и умолкла. Мы с Томой зажали лошадь Клары в тиски:

— Объясняй. Сестрисса — кто это, откуда, чем занимается, за что отвечает, и с чем ее едят. Шутка.

Признаться в последнем возникла необходимость, иначе девочка закричала бы от ужаса. Укоризненно покачав головой, Клара сказала:

— Аркадия — сестрисса храма этой вотчины. Раз ее пригласили, намечается какое-то серьезное событие в одной из высших семей. К примеру — свадьба. Любые изменения проходят лишь с благословения сестер.

— Сестры, как понимаю, — бросил я Томе через голову Клары, — типа наших монашек. Сестрисса, выходит, вроде настоятельницы.

— Обращаться к сестриссе следует «ваше преосвященство», — прибавила Клара.

— Ого, — переглянулись мы с Томой.

Как к кардиналу в «Трех мушкетерах», если ничего не путаю. Или путаю?

Стоп. Не обольщаться. Здесь нам не тут. Одни и те же слова могут иметь разный смысл.

Сестрисса в сопровождении еще четырех фигур уже двигалась нам навстречу, давно миновав развязку. Дорогу знала. Да и куда тут сворачивать. Нас послали скорее для форсу, хороший понт дороже денег. Ну, еще типа уважение выказать. Что может быть одним и тем же.

Все пятероскачущих в нашу сторону затянуты в красные плащи от пят до шеи. На головы накинуты капюшоны. Под плащами угадывается оружие. Ничего себе монашки.

— Приветствуем ваше преосвященство на землях цариссы Дарьи, — учтиво склонила голову Карина, когда отряды сблизились. — Нам велено сопроводить вас в школу.

— Как тебя зовут, отрочица? — донесся глуховатый голос.

Видимый кусочек лица ничего не мог сказать об обладательнице как человеке. Только то, что немолода.

— Царевна Карина Варфоломеина, ваше преосвященство.

— А они? — взмах широкого рукава указал на нас троих.

— Царевна Клара Ольгина и двое ангелов, Тома и Чапа.

Ответ Карины сестриссу удовлетворил. Темнота из-под капюшона внимательно нас рассмотрела. Последовал разрешающий мах руки.

Мы поехали впереди. До школы добрались за час с лишним. Внутри продолжался переполох, связанный с приездом такого количества народа. Поевшие благородия отправились мыться с дороги, у дверей между помывочной и внешним бассейном-купальней дежурил страж. Войники быстро доедали разнообразные яства, выложенные на столы кухни. Поместились не все, кто-то сменялся, накидав в желудок, чего успел, кто-то жался на скамьях по четыре вместо положенных двоих. Почти вслед за нами в ворота въехали оставшиеся две группы учениц. Сестриссу уже встретил папринций и сопроводил в покои. Капюшона она так и не откинула.

Что бойники, что эти монашки. Мания какая-то от людей лица скрывать. С бойниками разобрались, они периодически палачи и не хотят светиться. Точнее, им не дают светиться, это сугубо практично, если слуга дольше проживет никем не убитый. Но эти-то чего?