Джо Аберкромби - Герои

Вот и охапка сырого валежника под накрапывающей изморосью, без ничего, кроме вонючей промасленной шкуры над головой, была для него не хуже пуховой перины. Его новобранцы смежали веки далеко не так крепко. Зябкой предрассветной мглой Танни резко пробудился, с полковым знаменем в руке, прижимаясь спиною к дереву. И пальцем приподнял шкуру, чтобы увидеть, как на мокрой траве сгорбились двое.

— Так что ль? — пищал Желток.

— Нет, — прошептал Уорт. — Трут вот сюда, потом врежь, как…

Танни в долю секунды оказался на ногах, наступил на горку скользких палочек и раскатал её подчистую.

— Не жечь костров, дундуки! Коли враг и не заметит пламя, то уж точно усечёт дым! — Хотя едва ль у Желтка вышло бы зажечь эту жалкую кучку гнилух и за десять лет. Он кресало-то держать толком не умел.

— Тогда как же нам приготовить грудинку, капрал? — Уорт протянул котелок, внутри лежал бледный, неаппетитный ломоть.

— Никак.

— Нам её есть сырой?

— Не советовал бы, — ответил Танни, — особенно тебе, Уорт, принимая во внимание чувствительность твоего желудочно-кишечного тракта.

— Моего чего?

— Слабого живота.

Его плечи поникли.

— Что же тогда нам есть?

— А что у вас есть?

— Ничего.

— Вот его и ешьте. Разве что сыщете чего получше. — Танни был необычайно сердит, даже без учета подъёма до восхода. Засело назойливое ощущение, что недавно он был чем-то дико раздосадован, вот только никак не врубался, чем именно. Покуда не вспомнил сомкнувшуюся над лицом Клиге мутную воду и не пнул позорище Желткова очага в сочащиеся каплями кусты.

— Недавно прибыл полковник Валлимир, — прогундел Желток, как будто только этого и не хватало Танни для поднятия настроения.

— Чудесно, — зашипел он. — Может его вы и съедите.

— Может с ним подвезли и еду.

Танни презрительно усмехнулся.

— Офицерьё — всегда геморрой, а наш малыш Валлимир самой дрянной породы.

— Глупый? — пробубнил Уорт.

— Умный, — сказал Танни. — И честолюбивый. Из тех офицеров, что лезут к повышению по телам простых людей.

— А мы — простые люди? — спросил Желток.

Танни пристально взглянул на него.

— Лично ты, пиздец, сама простота. — Желток даже вроде бы подовольнел. — Не слыхать, как там Ливерлидер?

— Ледерлинген, капрал Танни.

— Знаю я, Уорт, как его зовут. Я специально произношу неправильно, потому что мне так смешнее. — Он досадливо пшикнул. С началом сей кампании его планка смешного и в самом деле резко упала.

— Ничего про него не знаем, — промолвил Желток, печально взирая на заброшенный кусок грудинки.

— Ну хоть так, и то ладно. — И затем, когда двое салаг тупо на него посмотрели: — Лепролюбер отправился сообщить, где мы, передвигальщикам оловянных солдатиков. Вероятно, он же и доставит сюда приказы.

— Какие приказы? — спросил Желток.

— Откуда мне нахрен знать, какие приказы? Но всякий приказ к худу. — Танни хмуро всмотрелся в сторону опушки. Сквозь гущу стволов, веток, теней и тумана особо много не разглядеть, но вдалеке можно расслышать звук разлившегося ручья. Тот впитал половину дождя, выпавшего этой ночью. Другую половину, судя по ощущениям, впитало нижнее бельё капрала. — Может быть даже приказ наступать. Переправиться через речушку и ударить во фланг северянам.

Уорт осторожно поставил на землю котелок и схватился за живот.

— Капрал, мне бы…

— Ну, прямо здесь уж точно не надо, угу?

Уорт, уже возясь с поясом, ринулся в темнеющие заросли. Танни присел, опершись спиной о ствол, выудил фляжку Желтка и чуточку отхлебнул.

Желток облизал свои бледные губы.

— Можно мне…

— Нет. — Танни наблюдал за рекрутом, прищурив глаза и отхлёбывая снова. — Разве что ты готов кое-чем расплатиться. — Молчание. — Тогда свободен.

— Эх, палатку бы сейчас, — прошептал Желток таким мягким голосом, что его едва можно было расслышать.

— Согласен, если б они не остались с лошадьми. К тому ж король посчитал нужным обеспечить своих верных солдат палатками нового, восхитительно негодного образца, которые текут по всем швам. — Создавая тем самым прибыльный рынок сбыта старых образцов, где Танни уже дважды красиво погрел руки. — Да и где б ты её здесь поставил? — И он поелозил спиной по дереву, скребя кору зачесавшимися лопатками.

— Что нам делать? — задал вопрос Желток.

— Ровным счетом ничего, воин. В отсутствие явных и чётких указаний об ином хороший солдат всегда ничего не делает. — В узеньком треугольнике меж чёрных ветвей небо начало проясняться блеклыми, нездоровыми оттенками. Танни сморщился и прикрыл глаза. — Сидючи дома ни за что не поймёшь о войне одной важной вещи — какая же она до черта нудная.

Вот так он уже снова спал.

Снился Кальдеру всё тот же сон.

Скарлингов зал в Карлеоне, полумрак теней, за высокими окнами слышится река. Много лет назад, когда отец был королём Севера. Он видел, как более молодой он сам восседает на Скарлинговом троне и противно смеётся. Насмехается над связанным Форли Слабейшим. Над которым стоит Дело-Дрянь, занеся секиру.

Кальдер знал, что это сон, но ощутил прежний стылый ужас. Попытался закричать, но рот оказался забит кляпом. Попытался двинуться, но оказался связан — туго, как Форли. Связан тем, что сделал, и тем, что нет.

— Что будем делать? — задал вопрос Дело-Дрянь.

И Кальдер ответил.

— Убей его.

Когда опустилась секира, он проснулся, опутанный одеялами. По комнате расплывалась чернота. Не было той тёплой волны облегчения, которая наступает, когда ты пробуждаешься от кошмара. Кошмар уже стал явью.

Кальдер соскочил с кровати, растирая потные виски. Ведь он давным-давно плюнул быть хорошим человеком, разве нет?

Тогда почему ему до сих пор снятся подобные сны?

— Мир? — Кальдер моментально вскинул голову. Сердце подскочило до самых рёбер. В углу, на кресле, раскинулась великая тень. Тень, чернее самой тьмы. — Болтовня о мире в тот раз и довела тебя до изгнания.

Кальдер выдохнул.

— И тебе доброго утра, брат. — На Скейле доспехи, хотя и не удивительно. Кальдер уже склонялся к мысли, что тот в них спит.

— А я-то думал, ты умный! В таком духе ты так доумничаешься, что вернёшься в грязь, а с тобою и я. Вот и будет тогда всё отцовское наследие. Мир? В одном дне от победы?

— Ты что, не видел их лиц? Даже на совете было полно готовых отбросить оружие, хоть в одном дне до победы, хоть нет. Скоро наступят иные, тяжкие дни, и вот тогда всё больше и больше народа будет думать по-нашему…