Джо Аберкромби - Герои

Утроба глянул на своих — все опустили головы. Все кроме Виррана, который выгнулся назад, сложив руки, приобнял Отца Мечей и подставил язык трепету дождя. Утроба немножко разозлился на него и немножко ему позавидовал. Хотелось бы и ему прослыть психом и не быть обязанным волочить пустую тягомотину. Но есть правильный способ делать дела, и ему от него не отвертеться.

— Что делает человека героем? — спросил он сырой воздух. — Великие подвиги? Грозное имя? Громкие песни и громкая слава? Нет. Моё мнение — это стоять за свою команду. — Вирран прохрюкал согласие и снова высунул язык. — Брак-и-Даин, пятнадцать лет назад сойдя с холмов, четырнадцать из них воевал вместе со мной и всегда сперва думал о своей команде, а потом о себе. Не счесть сколько раз здоровенный детина спасал мне жизнь. Всегда находил доброе слово, всегда весёлое. Кажись, он даже Йона насмешил один раз.

— Два, — произнёс Йон с ещё более жёстким, чем обычно, лицом. Ещё чуточку жёстче и он смог бы отшибать им куски Героев.

— Он никогда не жаловался. Разве только что не хватало еды. — Тут у Утробы поехал голос, и он издал какой-то запыханный писк. Охрененно глупый звук для вождя, особенно в такой момент. Он прочистил глотку и загремел снова. — Браку всегда не хватало еды. Он умер… мирно. И, по-моему, был бы этим доволен, хоть и любил добрую схватку. Умереть во сне гораздо лучше, чем умереть от стали в кишках, что б там не пелось в песнях.

— Песни идут на хуй, — произнесла Чудесная.

— Айе. На хуй. Мне и в самом деле неведомо, кто здесь похоронен. Но будь это сам Скарлинг, он должен гордиться честью, делить землю с Брак-и-Даином. — Утроба оскалился. — А иначе — идёт он тоже на хуй. Возвращайся в грязь, Брак. — Он преклонил колено, не слишком-то и притворяясь, что ему больно, ибо коленная чашечка, по ощущениям, вот-вот вылетит. Зачерпнул полной горстью сырой чернозём и вытряс его поверх всего остального.

— Возвращайся в грязь, — прошептал Йон.

— Возвращайся в грязь, — вторила эхом Чудесная.

— Глядя на светлую сторону, — произнёс Вирран, — замечу, все мы туда и идём, каждый своею дорогой. Разве нет? — Он огляделся, видимо рассчитывая, что поднимет им настроение, а когда этого не случилось, пожал плечами и отвернулся.

— Старина Брак готов. — Скорри присел на корточки у могилы, положив руку на влажную почву, и нахохлил бровь, будто размышляя над трудной загадкой. — Не верится. Однако, хорошая речь, вождь.

— Понравилась? — Утроба сморщился, поднимаясь и отряхивая с рук землю. — Не знаю, сколько таких речей я ещё выдержу.

— Айе, — прошептал Скорри.

— Видать, такие вот настали времена.

Вступительные замечания

— Подъём.

Ручей сердито отпихнул его ногу. Он в любом случае не обрадовался бы тычку сапогом под рёбра, а уж особенно не от Терпилы, и особенно не тогда, когда ему казалось, что он только что уснул. Он долго лежал без сна во тьме, вспоминая, как Коль Трясучка колет ножом того мужика, и ворочался под одеялом. Не в силах спокойно улечься. Из-за неудобного одеяла, или от мысли, как тычет тот крошечный ножик. — Чего?

— Союзные близко, вот чего.

Ручей откинул одеяло и метнулся через коряво обшитую досками комнату, пригибаясь под низкой балкой. Сон и злость позабылись сразу. Он пинком захлопнул скрипнувшую дверцу большого посудного шкафа, оттолкнул с дороги Брейта со Стоддером и уставился в одно из узких оконец.

Он почти ожидал увидеть кромсающих друг друга на улочках Осрунга воинов. Кровавые брызги, и развевающиеся знамёна, и льющееся пение прямо под своим окном. Но с первого взгляда в городе было тихо. С рассвета прошло недолго, строчил дождь, обтягивая утлые домики маслянистой туманной завесой.

Где-то в сорока шагах за булыжной площадью бурлила бурая река, поднявшаяся от потоков дождевых вод с холмистой пустоши. Мост как-то не очень сочетался со всей связанной с ним кутерьмой — изношенное каменное перекрытие, ширины едва ли хватит разъехаться двум всадникам. На правой стороне стояла мельница, на левой — ряд низких домов, ставни открыты, и кое-где в окнах видны взволнованные лица, в основном глядящие на юг, прямо как Ручей. За мостом колеистая улица вела между плетней лачуг, вверх к частоколу южной границы города. Кажется, будто он различает блеклых в мороси людей, движущихся по настилам. Вроде бы пара из них уже стреляла из самострелов.

Пока он смотрел, внизу, из переулков на площадь начали сбегаться воины, выстраивая стену щитов на северном конце моста, под рёв человека в нарядном плаще. Впереди карлы, готовы тесно сцепить щиты. Позади трэли, копья готовы сбивать врага.

Да, всё верно. Битва на подходе.

— Тебе надо было сказать мне пораньше, — возмутился он, спеша к одеялу и в попыхах натягивая сапоги.

— Раньше не знал, — сказал Терпила.

— На. — Колвинг протянул Ручью кусок чёрного хлеба, от испуга его глаза округлились на полном, круглом лице.

От самой мысли о еде Ручья затошнило. Он хватанул меч, а затем осознал, что здесь негде его применить. Не похоже, чтобы ему досталось место у частокола, в стене щитов, или вообще где-нибудь ещё. Он посмотрел на лестницу, затем на окно, сжимая и разжимая пустой кулак. — Что делаем?

— Ждём. — Поток втянул по ступеням свою негнущуюся ногу на чердак. Кольчуга сверкала росой на его плечах. — Долгорукий поставил нас держать два дома, этот и тот, через улицу. Я буду там.

— Будешь там? — Ручей осознал, что проговорил испуганно, словно ребёнок спрашивает маму, неужели она и вправду собирается оставить его в темноте. — Сам видишь, некоторым нашим мальчишкам необходим мужчина, присматривать…

— Вот вы с Терпилой ими и будете. Веришь, нет — но ребята во втором доме ещё зеленее вас.

— Добро. Будем. — Ручей провёл всю последнюю неделю ропча на вечно околачивающегося рядом, осаживающего его Потока. Теперь же, при мысли об уходе бывалого товарища, он готов лишь ещё сильнее запаниковать.

— Здесь вас будет пятеро, и ещё пятеро в том доме. Других пацанов с раздачи оружия. Покамест главное — плотней укрепиться. Нижние окна забейте, чем только сможете. У кого есть лук?

— У меня, — ответил Ручей.

— И у меня. — Терпила поднял свой.

— У меня есть праща, — в надежде сказал Колвинг.

— Ты с ней как, ничего? — поинтересовался Терпила.

Мальчик грустно покачал головой.

— Всё равно у окна ей не помашешь.

— Так нафига про неё трепаться? — огрызнулся Ручей, ощупывая собственный лук. Его ладонь вся вспотела.

Поток прошёл к двум узким окошкам и указал на реку.