Когда погаснут все огни - Анастасия Вайсбах
Пэн Мэнъяо… следовало удавить этого мальчишку следом за его сестрой! Но Шэньгун требовал не лишать брата погибшей наложницы должности. Как он узнал о том, что дама Пэн умерла не своей смертью?
— Именем и словом рода Янь я отказываюсь свидетельствовать этой подложной церемонии, что вершится вопреки закону Земли и Небес, — голос Яня Жунсиня проникал во все уголки зала, хотя, казалось, он вовсе не повышал его, — призываю Небесную принцессу Линлинь в свидетели моих слов.
— Высокий господин Янь, мы разделяем вашу скорбь по усопшему государю и госпоже сестре вашего отца, что помрачает ваш разум и побуждает говорить речи, разжигающие смуту… — начал Моу Лижэнь.
И тут случилось невероятно. Неизменно торжественно-церемонный, неукоснительно соблюдавший приличия даже в незначительных мелочах Янь Жунсинь прервал того, кто был старше его возрастом и чином. Прервал, резко вскинув голову:
— Деяния рода Моу и государыни императрицы разжигают смуту, в которой вы пытаетесь обвинить меня, — его глаза ярко сверкнули, — я удаляюсь, ибо благородному мужу не пристало общество лжецов и позабывших о добродетели.
Янь Жусин резко развернулся и пошел к выходу. Следом за ним потянулись люди его свиты. Синьюэ заметила, что, неловко оглянувшись, к ним примыкают некоторые из придворных.
Один из сыновей Моу Чжэнгуаня попытался заступить Яню Жунсиню дорогу, но его резко отстранили. Синьюэ опустошенно покачала головой, понимая, что не может осквернить дворец бойней.
Пусть. Пусть уходят, не пряча более свои лица под масками. Они запомнят всех. Когда Шэнли будет мертв — всем останется только склониться перед Шэньгуном и принять наказание за непокорность.
В руках Моу дворец и столица. Они сильны, они долго к этому готовились. Она сможет вразумить Шэньгуна и призвать его к повиновению. Ничего еще не было потеряно.
* * *
Шэнли стоял у алтаря в дворцовом храме, бездумно вороша пальцами уже остывший пепел. Пусть уже более двух дней не было вестей из Гуанлина — он знал, что отец мертв. Все чувства словно враз оглохли. Мир потерял половину своих красок.
Отец так давно болел. И всек равно оказалось невозможным быть полностью готовым к этому. Что-то невероятно важное покинуло его навеки, чтобы уже никогда не вернуться.
Рядом все время были Чжу Юйсан и Хао Вэньянь. Приносили питье и еду. Почти силком укладывали спать. Порой Шэнли отказывался от пищи. Порой покорно съедал, не чувствуя вкуса. Иногда проваливался в тяжелый тревожный сон в постели, что устроили в задней комнате храма. Зачастую к друзьям присоединялся наставник Ли. Он что-то тепло и мягко говорил Шэнли. Принц не вполне понимал все речи, что обращали к нему, но они действовали странно успокаивающе.
Только несколько часов назад Шэнли вышел из тяжкого оцепенения. И сейчас, стоя в храме предков, пытался понять, что ему следует делать дальше. Если отец и правда объявил его наследником — золотой гонец должен был прибыть уже давно. Неужели что-то случилось?
Звук шагов вырвал Шэнли из размышлений. Хао Вэньянь был восково-бледен и чуть задыхался.
— Ваше величество. Прибыл Пэн Мэнъяо с кавалерией Гуанлина и Янь Жунсинь.
Шэнли был настолько поражен вестью, что не сразу осознал, как обратился к нему молочный брат. Ваше величество. Значит ли это…
— Где он?
— На площади у стен дворца.
Видеть запыленных воинов в доспехах и людей в походном облачении, выглядящих так, словно они проши небольшой бой, было странно и пугающе. Еще более пугающими были большое знамя, которое кавалерия Гуанлина поднимало при сопровождении императора и знамя военного времени.
Пэн Мэнъяо и Янь Жунсинь выступили вперед. Шэнли с невероятной отчетливостью увидел схватившуюся струпом ссадину на скуле кузена, запекшуюся кровь на наруче Пэна Мэнъяо. Что произошло?
— Повиновение и почет государю! — голос Янь Жунсиня разорвал тишину, — сотня лет благословенного правления государю Шэнли!
Как во сне Шэнли смотрел, как следом за Янем и Жунсинем и Пэном Мэнъяо опускаются на колени все остальные, припадая к земле в поклоне. Через мгновение он остался единственным, кто стоял на ногах.
Это казалось тяжелым горячечным бредом. Хотелось закричать, проснуться… но это было явью.
— Поднимитесь, воины, — Шэнли поразился, что его голос не дрожит, — моя… наша благодарность вам велика и неизбывна.
Наша. Отныне и до скончания своих дней ему следует говорить «мы» в официальных случаях, как и отцу.
— Возлюбленный родич. Что случилось?
— Государь, — глаза Яня Жунсиня еще горели недавним боем и бешеной скачкой, — со скорбью извещаю о кончине возвышенного государя Чжэнши. Последней священной волей императора было признание Вашего величества своим преемником. Государыня императрица преступно попыталась скрыть его волю и объявила наследником Его высочество Шэньгуна.
— А мать?.. — голос Шэнли сорвался.
Янь Жунсинь сглотнул, словно что-то вдруг встало ему поперек горла. Шэнли нетерпеливо кивнул Пэну Мэнъяо, дозволяя говорить.
— Слуга скорбит с государем. Мать державы покинула мир через несколько часов после кончины Его величества императора.
Шэнли покачнулся. Чжу Юйсан подхватил и поддержал его. Шэнли не было необходимости смотреть, кто пришел ему на помощь. Только у заклинающего были такие сильные холодные руки.
На несколько мгновений стало больно дышать. Сердце сжалось и заныло, готовое разорваться. Мать тоже. Мать, такая прекрасная и любящая…
Давящая пустота обрушилась на него с новой силой, стократно увеличившись. Теперь он — совсем один. Теперь у него не будет никого ближе Хао Вэньяня, наставника Ли, Чжу Юйсана и Со Ливея. И никто не скажет, как ему должно поступить…
— Со Ливей…
— Господин Со даже в скорби остался верен государю. Он своевременно известил слугу о делах, вершащихся во дворце. Лишь долг заняться погребением родственницы удержал его в Гуанлине.
Родственницы? Дамы Со, конечно же! Неужели умерла и она? Умерла или была убита? Шэнли тяжело оперся о руку Чжу Юйсана. Как сквозь подушку до него доносились слова Яня Жунсиня, обращенные к Хао Вэньяню.
— Конницу благородного командира Пэна не выпускали из столицы… я покинул дворец со своими людьми и совместно мы смогли вырваться за Стены Феникса. Государь в опасности. Соколиная печать исчезла, и министр Ло обвинил Его величество и Мать державы в колдовстве…
Шэнли ощутил укол злости, внезапно вернувший ему силы. Кажется, он уже ненавидит фамилию Ло и всех, кто ее носит.
— Выступаем немедля. Если чьи-то кони утомлены и не могут идти — дать конец из наших конюшен, — голова вдруг
