Стивен Эриксон - Сады Луны

– Раскроют? – насторожился Раллик.

Муриллио сейчас занимали иные мысли. Но уловив настороженность друга, он повернулся к ассасину и беспечно улыбнулся.

– Да. Раскроют и убедятся, что Крюпп всего-навсего болтун. И чего он про себя разные небылицы плетет? Скользкий он – наш дорогой друг Крюпп.

Раллик тоже усмехнулся. Лягушачий концерт в пруду сделался нестерпимо громким. Комары совсем остервенели.

– Ты прав. Крюпп и впрямь скользкий.

Ассасин встал.

– Пора. Каруту надо закрывать лавку.

– Идем.

Они покинули террасу. Между ног вились клубы тумана. Уходя, Муриллио еще раз оглянулся на арку. Никаких духов или призраков он не увидел, только стену тьмы. Как ни странно, эта тьма пугала его сильнее, чем сонм извивающихся теней.

Кабинет Барука заливало яркое утреннее солнце. Оно струилось через широкое окно, а поскольку створки окна были приоткрыты, вместе с солнцем внутрь попадал и теплый ветер, принося с собой звуки и запахи улицы. Алхимик еще не одевался. Накинув халат, Барук сидел на высоком табурете за столом. Перед ним лежала расстеленная и закрепленная по углам карта. Правая рука алхимика то и дело тянулась к изящной серебряной чашечке, чтобы обмакнуть туда кисть.

На карту ложились все новые и новые красные мазки. Барук закрашивал генабакийские земли, что уже находились под властью Малазанской империи. Вся северная часть континента превратилась в одно сплошное красное пятно. Маленькая чистая полоса к югу от Чернопсового леса обозначала войска Каладана Бруда, две полоски потоньше – Малиновую гвардию. Всех их сдавливало красное кольцо, которое затем превращалось в жирную красную полосу, тянущуюся до самого Крепыша и оканчивающуюся у северной кромки Талинских гор.

Сейчас Барук старательно отмечал на карте южную границу малазанских захватов. Голоса, доносившиеся с улицы, сделались слишком уж громкими и назойливыми.

«Опять дорогу чинят», – решил алхимик, слыша, скрип лебедки и брань рабочих, которым докучали зеваки.

Потом голоса смолкли, а следом раздался не то громкий щелчок, не то хлопок. От неожиданности Барук подпрыгнул и локтем опрокинул чашечку. Красные чернила хлынули на карту.

Алхимик отпрянул и вполголоса выругался. Красный ручеек накрыл Даруджистан и теперь двигался на юг, к реке Катлин. Барук встал с табурета и, схватив тряпку, принялся вытирать перепачканные руки. Он был изрядно встревожен. Случившееся никак не назовешь досадной оплошностью и не спишешь на собственную неловкость. Это знак, и очень дурной знак. Барук прошел к окну и высунул голову.

Внизу, почти под самым окном, вовсю кипела работа. Несколько ремесленников непонятно зачем корежили дорогу. Двое из них, рослых и потных от натуги, махали кирками, выковыривая камни, которые трое других передавали по цепочке и складывали в аккуратные кучки. Чуть поодаль, прислонившись спиной к повозке, стоял их старший с чертежом в руках.

Барук нахмурился.

– В прошлом году только заново мостили всю улицу. Что, опять фасон не тот? – сердито произнес он, адресуя свой риторический вопрос неведомо кому.

В дверь негромко постучали.

– Заходи, Роальд, – сказал Барук.

Слуга вошел и остановился у двери.

– Господин, пришел один из ваших людей.

Барук взглянул на залитую чернилами карту Генабакиса.

– Пусть немного обождет.

– Как скажете, господин.

Роальд неслышно удалился. Алхимик свернул испорченную карту. В коридоре послышался знакомый громкий голос, перемежаемый полушепотом Роальда. Барук едва успел спрятать карту и запереть шкаф, как дверь распахнулась и в кабинет ввалился Крюпп. За его спиной, в дверном проеме, виднелась недовольная физиономия Роальда. Алхимик отпустил слугу и покосился на пестро и неряшливо одетого Крюппа.

– Доброе утро, мой друг, – не особо приветливо поздоровался Барук.

– Более чем доброе, мой дорогой Барук, являющийся верным другом Крюппу. Просто восхитительное. Вы уже успели насладиться свежим утренним воздухом?

Барук повернулся к окну.

– К сожалению, под моим окном с утра слишком пыльно.

Крюпп принялся обтирать вспотевший лоб.

– Да, уважаемый Барук. Крюпп припоминает: когда он шел сюда, его взор действительно привлекли какие-то ремесленники. Их работа, как и их речи, не блистала изысканностью. Но, увы, кто-то вынужден заниматься этим ради наших повседневных нужд.

Барук молча указал ему на кресло. Крюпп сел и широко улыбнулся.

– Если с утра солнце так печет, что же будет к полудню? – посетовал толстяк, умильно косясь на графин с вином, стоявший на полке очага.

Барук оставил его намеки без внимания. Алхимик еще раз выглянул в окно, потом оперся о подоконник, пытаясь угадать, что скрывается за младенчески невинной улыбкой Крюппа.

– Что слышно? – осторожно спросил Барук, не любивший долгих прелюдий.

– Вас интересует, что слышал Крюпп? Проще спросить, чего Крюпп не слышал?

– А нельзя ли все-таки обойтись без словесных излишеств? – хмуря брови, осведомился Барук.

Крюпп заелозил в кресле и опять приложил платок ко лбу.

– Несносная жара!

Заметив посуровевший взгляд алхимика, Крюпп продолжал:

– Теперь о новостях. – Он наклонился вперед, понизив голос до шепота. – Многое слышал Крюпп в укромных уголках таверн, у дверей полуразвалившихся лачуг на грязных улицах. Не меньше поведали ему отвратительные ночные тени, которые…

– Ты прекратишь ходить кругами?

– Разумеется, почтенный Барук. Итак, ветер донес до Крюппа слух. Ни много ни мало, слух о войне между ассасинами. Гильдия теряет своих людей. Так сказал Крюппу ветер.

Барук отвернулся к окну.

– А городское ворье тоже участвует в этой войне?

– Крыши становятся все опаснее. Некто может отправиться за добычей и упасть вниз с перерезанным горлом. Думаю, многие предпочтут поберечь собственную глотку.

– Где Раллик?

– Куда-то исчез, – моргая, ответил Крюпп. – Крюпп уже несколько дней его не видел.

– Эта война… она не является обычной междоусобицей ассасинов?

– Нет.

– А о тех, кто вмешался, что-нибудь известно?

– Тоже нет.

Барук присмотрелся к ремесленникам. Похоже, те больше препирались друг с другом, нежели работали. Стычки между ассасинами бывали и раньше, но Воркане всегда удавалось гасить их, не давая перерасти в войну. Конечно, гильдия представляет собой значительную силу, однако империя сильнее… разумеется, если это дело рук малазанских «когтей». Но во всем этом было что-то странное, нечто противоречащее обычному ходу событий. Завоевывая другие вольные города, империя нередко прибегала к услугам местных гильдий, превращая их в отряды «Когтя». Однако вспыхнувшая сейчас война, откуда на нее ни взгляни, представлялась какой-то бессмыслицей. Неясность ее причин тревожила алхимика сильнее, чем она сама.