Алина Лис - Маг и его кошка

Я медленно накрутил на руку живое, текучее серебро волос, принуждая подняться. Поцеловал шею сзади, ущипнул за сосок. Зеркало над кроватью отразило наши сплетенные тела, прикрытые глаза Исы, гримасу то ли муки, то ли удовольствия на запрокинутом лице.

Финал был ошеломителен, болезнен и ярок. Я выпустил ее из объятий, со стоном повалился рядом. Перед глазами все плыло от жара, а плотский голод стал лишь сильнее. Иса лежала рядом прохладным куском мрамора — желанная, доступная и недостижимая — лекарство и яд.

Домой я шел пешком, глотая ртом морозный воздух и покачиваясь, как пьяный. Опять. Снова и снова в ту же ловушку.

Иногда мне кажется, что это не любовь, но болезнь. Как зависимость от маковой вытяжки. И дело не только в том, что лед и огонь до печального плохо совместимы. Иса пробуждает во мне все худшее. Входя в нее, я чувствую ненависть, настолько сильную, что она почти похожа на нежность. Ее царственность, мнимая покорность, красота, равнодушие — все вызывает ярость. Хочется слышать крики боли, хочется сломать, растоптать, уничтожить эту женщину. И каждый раз после соития, обессиленный и опустошенный, я думаю, что утолял жажду морской водой.

Что я для нее? Игрушка? Очередной мальчик? Не знаю. Кто может представить себе помыслы повелительницы фэйри? Не я. Страшусь даже подумать о том, сколько ей лет. Мне нравится делать ей больно и заставлять подчиняться. И если Иса фрой Трудгельмир согласна на это, значит, ей тоже нравится грубость. Она не из тех, кто станет терпеть.

Иса неспособна любить. Такова ее природа — природа фэйри льдов и туманов. Такова ее суть. Она не умеет любить, я не умею отступать. О боги, да мы идеальная пара!

И все же в том, чтобы обладать ею, не обладая, есть особое, болезненное наслаждение. Я — большой любитель стучать в запертую дверь. Наша связь тянется годы, десятки лет. Не раз пробовал прервать ее, но стоит увидеть Ису вновь, как все возвращается на привычный круг. Знаю, что не в силах устоять перед ее ледяным отстраненным совершенством.

Франческа

За оплошность пришлось дорого заплатить — от и без того невеликой моей свободы почти ничего не осталось.

Вечером я заперлась в комнате и снова рыдала от отчаяния. Будущее казалось беспросветным. Мой враг силен, а я так слаба. Мне нечем, просто нечем ему ответить.

Утро всегда милосерднее вечера. Я встаю с мыслью, что не все потеряно.

Сегодня отражение смотрит недоверчиво и печально. У него опухшие красные глаза, на щеке под кожей проступает темное пятно в форме ладони. Синяк не такой ядреный, как был после разбойников, едва заметный, но есть.

Маскирую его, чем могу, и снова надеваю все то же синее платье. Так и не спросила вчера, что делать со стиркой. И не хочу спрашивать. С мага станется ответить, что теперь это моя обязанность.

Он собирается превратить меня в служанку. Меня — Франческу Рино! Зачем? Неужели мало девок, которые будут счастливы вычищать за ним его грязь?!

Если это месть, то она выглядит мелкой.

Элвин запретил трогать вещи в его комнате, но ничего не сказал про прочие покои. И я помню, что, кроме жилых комнат, в башне есть еще библиотека и лаборатория. Возможно, в них я найду что-то, что поможет мне избавиться от ошейника.

Или от того, кто его надел.

Я спускаюсь на второй этаж. Дверь в лабораторию не заперта, но при виде реторт и колб, горелок, бутылок с разноцветными жидкостями, кусков пергамента, испещренных рунами, и других жутковатых, связанных с магией вещей я живо вспоминаю вчерашний неудачный опыт. Нет, сегодня я не готова так рисковать. Второй неудачной попытки маг мне не простит.

В библиотеке, кроме рядов уходящих во тьму книжных шкафов, есть бюро — обитое кожей, инкрустированное костью, на изящно изогнутых ножках, с кучей полочек и ящичков. И поразительно чистое — ни клочка лишней бумажки, ни писем, ни черновиков. Обыскиваю полочки, нахожу письменный набор, пресс-папье, бумагу с вензелями и несколько перстней-печаток, по виду совсем таких же, как в комнате Элвина. Увы, никакого архива. Ничего, что могло бы поведать тайны мага.

Жаль. Мне нужно изучить моего врага. Узнать, чем он живет, найти его слабые места. Знаю, в открытом бою у меня нет ни единого шанса, но каждый сражается тем оружием, какое имеет.

Уроки отца не прошли даром. Я умею настаивать на своем вопреки воле мужчин, подчиняться, не подчиняясь, выжидать и действовать.

Я не сдамся.

Обыск затягивается до вечера. На этой комнате тоже лежит отпечаток личности Элвина, но неявный, смазанный. Не похоже, чтобы он часто бывал здесь.

Здесь властвуют книги. Сотни, тысячи книг. В основном трактаты. Магия, алхимия, астрология, эзотерика, философия, математика, естественные науки. Встречаются настоящие редкости — инкунабулы и рукописные гримуары. Из любопытства открываю одну из таких — в переплете деревянных дощечек и черной кожи. На пергаментных листах бурые символы, мало похожие на буквы любого из человеческих языков. Поначалу мне кажется, что чернила выцвели, но потом я понимаю — книга написана кровью.

Больше половины трактатов на неизвестных мне языках. Впервые задумываюсь, как много языков знает мой тюремщик. Вспоминаю наше общение и насчитываю никак не меньше дюжины.

День клонится к вечеру, я осмотрела уже больше половины шкафов, но так и не встретила ничего, способного приблизить меня к цели. В желудке начинает урчать все сильнее, в конце концов я решаю спуститься на кухню. Я не привередлива, куска хлеба с сыром будет вполне достаточно.

Заканчиваю с последним шкафом — на сегодня все. Встаю с колен и отряхиваю подол. Успеваю почти дойти до двери, когда понимаю, что я не одна в комнате.

— Привет, киска, — альбинос стоит в дверном проеме, перекрывая проход. Он держит за горлышко початую бутылку вина и салютует мне ею. — Выпьем?

— Нет, благодарю вас.

Пытаюсь обойти его, но пальцы, похожие на связку обглоданных костей, вцепляются в руку повыше локтя.

— Я сказал — выпьем, — повторяет он, раздвигая губы в нехорошей усмешке.

Мгновение я колеблюсь. Бежать? Сопротивляться? Или подчиниться? Элвин предупреждал меня насчет Фергуса. Чтобы я по возможности не попадалась ему на глаза. А если уж попалась — не заговаривала.

Но Элвин — мой враг. И он, судя по всему, не в лучших отношениях со своим братом.

Враг моего врага — мой… кто? Не знаю. Стоит проверить.

— Хорошо, давайте выпьем, — соглашаюсь я.

На лице альбиноса мелькает удивление, потом он свистом подзывает брауни и велит принести два бокала.

Вино красное, но не того насыщенного темно-рубинового оттенка, которым славятся вина моей родины. Я даже по запаху чувствую — эта лоза из провинции Шан. Мне не нравятся анварские вина, они слишком кислые, но из вежливости касаюсь губами края бокала.