Магнолия императора - Лю Ляньцзы
– Госпожа, император приказал девице Юй покончить с собой, но эта сумасшедшая ведьма разлила отравленное вино и разорвала белую ленту [111]. Сейчас мы ничего не можем сделать.
– Евнух Ли, ты ведь давно служишь императору?
– Да, госпожа. Вот уже двадцать лет.
– Ты тяжело работал все эти годы, твои заслуги огромны. Ты многое видел и многое знаешь. Даже можешь предугадывать желания государя. – Я с улыбкой смотрела на евнуха, который пока не понимал, к чему я клоню. – Если император приказал ей покончить с собой, значит она должна умереть. Когда она умрет, твоя работа здесь будет закончена. Не думаю, что кто-то будет узнавать, как именно она умерла.
– Госпожа, вы имеете в виду…
– Девицу Юй не любят в гареме. Никто за нее не вступился. Даже император гнушается разговаривать с ней. Вот скажи, в прежние времена, если наложницы отказывались исполнять волю государя, как с ними поступали?
Ли Чан наконец понял, что я от него хочу, и отвел взгляд.
– Я понял.
– Ты ведь знаешь поговорку «ночь длинна, а снов много»? [112] Лучше поскорее избавить государя от лишних забот.
Ли Чан вежливо поклонился и сказал:
– Ваш слуга все понял. Позвольте я провожу вас.
Я улыбнулась ему и кивнула. Вместе с Цзиньси и Хуаньби мы направились к воротам дворца. Позади раздался отчаянный визгливый крик бывшей наложницы:
– Чжэнь Хуань! Даже если ты не умерла от моей руки, найдутся те, кто выполнит мое последнее желание! Ты сдохнешь в мучениях!
Она дико захохотала, и ее смех был похож на уханье совы. Когда я услышала ее проклятия, мое сердце пропустило удар, но я сделала вид, что оглохла, и упрямо шла вперед.
– Даже перед смертью не раскаялась. – Хуаньби презрительно сплюнула на землю.
– Ее уже ничто не спасет. Не обращай на нее внимания, – чуть слышно проговорила я.
Уже начало смеркаться. Когда мы оказались за стенами Холодного дворца, я заметила ворону, которая, испугавшись, поднялась с земли и уселась на дерево. Прохладный ветер подгонял нас, поддувая в спины. Хуаньби и Цзиньси помогли мне забраться в паланкин, и мы отправились назад в Танли. Становилось все темнее. Половина неба стала похожа на разлитую черную тушь, которая смешивалась с чистой голубой водой. Чернильное пятно разрасталось все больше и больше, постепенно поглощая другую половину неба, окрашенную заревом заката.
По обеим сторонам улицы были установлены каменные столбы высотой с человеческий рост. На них были закреплены медные фонари. Они светили всю ночь, и даже ветер и дождь не могли их погасить. Когда наша процессия двигалась по Ёнсяну, я заметила младшего евнуха, который заливал в один из фонарей горючее масло. Завидев мой паланкин, он встал на колени и поклонился до земли.
Мы благополучно вернулись в Танли. Во время ужина в зал вошла Цзиньси. Она доложила, что Ли Чан прислал младшего евнуха сообщить, что Юй покончила с собой. Я уже знала, каков будет исход, но когда я услышала о ее смерти от других, невольно вздрогнула. У меня даже слегка задрожали руки. В конце концов, я впервые обрекла кого-то на смерть. И хотя все шло по моему плану, мне вдруг стало страшно.
Цзиньси заметила, что я переменилась в лице. Она поспешно выпроводила всех слуг, закрыла дверь и встала в сторонке.
На столе передо мной стояла курильница бошань [113], в которой были зажжены благовония. Тонкие и ароматные струйки дыма неспешно поднимались, вились в воздухе и рассеивались, как утренний туман. Я приподняла крышку, выпуская весь дым наружу.
– Цзиньси, не слишком ли я жестоко поступила? – прошептала я.
– О чем вы, госпожа?
Я вздохнула и принялась царапать вышитую скатерть золотым наперстком.
Служанка наполнила чашку чаем и поставила ее передо мной.
– Я лишь служанка и знаю немного. Но я точно знаю, что вы никогда не навредите тому, кто не вредит вам. Если вы кого-то наказываете, значит, этот человек совершил что-то непростительное.
– Это ты меня так утешаешь?
– Я не особо умею утешать. Я просто хочу сказать, что убийства в гареме – обычное дело. Если вы не будете жестоки к другим, то сами станете жертвой чужой жестокости.
Я не знала, что ей ответить. Цзиньси посмотрела на водяные часы и тихонько сказала:
– Уже поздно. Давайте я помогу вам подготовиться ко сну.
– Хорошо. Как думаешь, в это время император все еще читает докладные записки?
– Думаю, что да. Я слышала, что в последние дни министры оставили очень много докладов.
– Наверное, он устал. Пошли Сяо Юня в Июань, пусть отнесет отвар из женьшеня. Императору не помешает подкрепиться.
– Хорошо.
Цзиньси вышла, чтобы отдать распоряжения, после чего вернулась с теплой водой. Она помогла мне снять украшения и смыть макияж, довела до кровати, накрыла одеялом и опустила полог. Около кровати она оставила две горящие свечи и бесшумно вышла.
Из-за перенапряжения последних дней и остатков отравы, которые еще не вышли из организма, стоило моей голове коснуться подушки, я тут же крепко заснула. Не знаю, сколько я проспала, но вдруг почувствовала странную прохладу, словно бы я оказалась под дождем. Я услышала завывания ветра и громкий шелест листьев. Неожиданно раздался еле различимый голос и позвал меня по имени. Чжэнь Хуань! Чжэнь Хуань! Меня давно уже никто так не звал. Я села на кровати. Стук-стук. Это застучали створки окна. Ветер ворвался в комнату и затушил свечи. Я набралась храбрости и громко спросила:
– Кто здесь?
Перед кроватью возник пошатывающийся силуэт женщины с распущенными волосами.
– Кто это? – я старалась говорить уверенно, чтобы скрыть свой страх.
Женщина всхлипнула и заныла:
– Чжэнь Хуань, ты лишила меня жизни. Ты приказала задушить меня. Как же ты так быстро про меня забыла?
Она все повторяла и повторяла один и тот же вопрос: «Как же ты меня так быстро забыла?»
Я покрылась холодным потом. Это была Юй!
– Чжэнь Хуань, ты можешь представить, как себя чувствуешь, когда тебя душат? Меня задушили тетивой. Мне было очень больно. Они почти перерезали мне шею. Хочешь покажу? – Женщина расхохоталась. Из-за ее смеха меня охватил животный страх. Я не могла ни пошевелиться, ни закричать. – Хватит ли тебе смелости посмотреть на меня?
Я поняла, что она вот-вот отдернет полог. От ужаса волосы встали дыбом, а на голове онемела кожа. Я стала нащупывать вещи возле себя. Подушка! А под подушкой позолоченная фарфоровая подставка! Я схватила ее, отдернула полог и со всей силы бросила в темный силуэт. Раздался звук разбитого фарфора, и подставка разлетелась на осколки.
Я набрала
