Иван Безродный - Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы

— Жива, — буркнул «вождь».

— А девочки? Знаете, Артем, они с Сарой произвели там на свет двух таких чудных малышечек, сколько им сейчас?

— Шестнадцать. И пятнадцать, — и доктор непроизвольно зыркнул вправо-влево, но теперь меня не смущал его прострельный взгляд. Семнадцать лет в сельве — чего уж тут непонятного!

— Помнится, Вирсавия была такая пухленькая в детстве, такая маципусечка…

— Беременна, — мрачно доложил папочка Селиван.

— Да что ты?

— Восьмой месяц. Сплавлялись к океану, заночевали раз на берегу. Наутро смотрю — приблудился какой-то. А та, дура, и довольна. Всегда она у меня всем довольна. Для того ли я ее растил! — при этом новоиспеченный доктор антропологии опять пристально посмотрел на меня.

Хотя я вполне сознавал, что доктор, мягко сказать, оригинал, но богом клянусь — что-то оправдательное уже зашевелилось в речевом центре. Тукупи сам же меня избавил от дурацкого положения.

— Я его там и утопил, — сказал он и взял еще сырой рыбы.

— Да… — Гнездович вздохнул. Очеретти поджал губы. — Кто ж это был?

— Кайман его знает. Не лесной человек, в штанах.

— Социальщик, — тихонько подсказал я.

— А хоть бы и так. Змеиное племя! Истоптали всю сельву. Школу он там, видите ли, строил! Да кому твоя школа нужна!

— Гм… ну, тут все понятно, — Гнездович ухмыльнулся в бороду. — А Сусанночка?

— Эту представил. Что ей сделается! И ту дуру, но с пузом, конечно…

— Понимаю. Однако ж защитился ты, так что не горюй. Будешь дедом… А уж как господин ректор-то облизывался, на фотографии глядя… а его какой-то бродяга обошел!

— Стойте! Что за черт… какие в сельве фотографии?

— У Селивана был с собой из всех благ цивилизации только фотоаппарат, — охотно пояснил Гнездович, — «Коника». Рекламная акция. Скоро пойдет по всем каналам: эксклюзивные снимки и эксклюзивное качество.

— Доказательства! — уперев в меня свои калибры, сердито фыркнул Тукупи. — Как бы я потом доказал ученому совету?

— Пленки ему доставляла Социальная служба. Прятали в дупле особого дерева… Так же передавали отпечатанные фотографии, потому что фирма хочет заработать еще и на сохранности отпечатков. Так что у Селивана вот такой, — Гнездович раздвинул пальцы на вершок, — альбомище. Такая красота! Да вот сейчас закончим… вы закончили, Артем? А ты, Селиван? Эй, парень! Счет нам. Да… и поедем. Посмотрим снимки, поболтаем… Джио завтра отправляется осматривать Теночтитланскую епархию, так что все удачно… У вас какая машина?

— «Сюиза», два-пятнадцать…

— Отлично! Как раз все и поместимся.

— То есть?

— Да Бог с вами, Артем, не делайте такие глаза! Садимся в ваше чудо техники, заедем, заберем известную вам рукопись, если вы уже прочитали.

— Да, прочитал… но…

— Джио, какой замечательный парень! Он уже прочитал!

— Рука Господня на нем, — как само собой разумеющееся, отвечал старец Джио.

— Ну вот, а потом поедем ко мне, там тихо. Посидим в приватной обстановке, пообщаемся. Уверяю, Артем, и вам это тоже будет интересно.

— На кой черт мне ваши снимки? Все равно я их не возьму. Судиться с «Коникой»…

— Не о том речь, — наместник Святого Престола подался ко мне и накрыл мою, готовую сжаться в кулак, ладонь своей пергаментной, с перстнем на среднем пальце.

Так и вышло, что гоп-компания расплатилась (на голландский манер, каждый за себя) и уселась в мою машину. Я, понятно, намеревался сесть за руль, но Очеретти очень хладнокровно меня оттер, а Гнездович уже плюхнулся на сиденье рядом с водителем, так что мне и Тукупи пришлось делить заднее сиденье. Мною овладело нелепое, но не без приятной остроты ощущение, будто вот, относительно невинного репортера похищает с тайной целью банда загадочных извращенцев. Стоило только поглядеть направо: Селиван Тукупи, утопивший социальщика, громоздился там каменной стеной. И не знаю, как насчет Господней руки, а руку падре Очеретти, неожиданно весомую, я до сих пор чувствовал на костяшках своей правой. Признаюсь, становилось любопытно.

Мы заехали в «Кетцаль» за рукописью Юреца. Очеретти тихо спросил, не видел ли меня кто из сослуживцев. Я показал на темные окна башни. Один сотрудник, честно сказать, был на месте, но занимался тем, что исподтишка скачивал фирменный редактор изображений в отделе трижды магистра Пудниекса. Так что меня он предпочел не видеть. Пока пробирались в тольтекскую слободу, Гнездович затеял разговор с Тукупи, выспрашивая подробности жизни в сельве. Тукупи отвечал отрывисто, с сердцем. Он, может быть, и хотел представить дело так, будто искал некую истину. Но по-моему, он жестоко жалел о семнадцати годах в глуши. Чтобы эту самую глушь соблюсти, ему приходилось часто кочевать. Донимали то змеи, то звери, но чаще всего, как ни странно, — люди. Селиван прятался от племен охотников, потому что они могли его прикончить. Племена, корчевавшие лес, тем более были ему не соседи — какая-никакая, а цивилизация. К тому же за такими часто стояли травосеи. Селиванова палатка однажды утром оказалась торчащей, как гриб, прямо посреди гектара «знающей» травы. Я поглядел на индейца: не проклюнулось ли в нем вдруг чувство юмора? Нет. Твердокаменный, как и был.

— Так за одну ночь и выросла?

— Выросла, — обреченно подтвердил Тукупи. — Или выросла, или мы все месяц проспали, кто его знает, время несчитаное.

— А потом?

— А потом я оттуда ушел. Проснулся, увидел — и ушел. Истребителей не стал дожидаться.

Ну, вот. Сейчас начнется жвачка. Эта тема — что погода или политика, в любой компании одно и то же — будут всуе жаловаться, что столько сил и средств ушло на борьбу с травосеями, а потом вдруг как-то все кончилось. Была проблема, и не стало проблемы. Очередной мыльный пузырь… и вообще… или начнут рассказывать друг другу байки про Бога Травы, а потом синьор Джио (в данном случае — только он) изречет какой-нибудь эквивалент: «Есть много, друг Горацио, такого…»

— …когда я сам его видел!

«Сюиза» притормозила на перекрестке.

— Кого?

— Бога Травы.

Гнездович присвистнул. Падре Очеретти летуче перекрестился.

— Про это ты нам не рассказывал.

— А нечего и рассказывать…

Я, разумеется, читал «Жизнь Истребителя», сначала подпольно изданную, потом признанную официально; и всякий раз, несмотря на авторское предисловие, статьи экспертов, заключения психологов, социологов, палеоботаников и военных, — не мог одолеть ощущения, будто меня дурачат. Будто это все хоть и страшная, но сказка, потому что с людьми из плоти и крови такого не бывает. Живой эрбы я в глаза не видел, застал только бурную антирекламную кампанию и отчаянные разговоры, а потом, когда все это пошло стихать, тухнуть и скисло, — тогда только стало любопытно: что же это я, собственно говоря, упустил? Поэтому я осторожно спросил: