Тьма на кончиках пальцев - Дмитрий Швец
Дверь распахнулась, вошёл отец, бросил на меня убийственно злой взгляд, тяжело вздохнул, поморщился. Он прошёл к крохотному столику в углу, поставил на него какую-то посудину с высокими краями, разжёг в ней огонь, потушил, бросил щепотку чего-то дымного и поманил меня пальцем.
— Ты злишься, что я сел в твоё кресло? — спросил я, присаживаясь за столик в низкое и не столь удобное кресло.
— Мне это неприятно, — не стал скрывать отец. — Но лишь потому, что никто и никогда не сидел в нём кроме меня. Даже твоя мама, — он улыбнулся. — Злюсь ли я, что ты сел? Нет. Не злюсь! Когда-нибудь это действительно произойдёт и ты, именно ты, Глеб, станешь во главе нашей семьи. Именно ты займёшь это кресло и, как знать, может, именно ты, приведёшь наш род к благоденствию.
Я подавился воздухом. Это ещё что за разговоры. Пятнадцатилетний мальчишка во главе семьи? Ладно, допустим, хорошо, такое бывает, но, чтобы во главе всего рода. Это-то с чего? Сонины — зависимая фамилия, и мы никогда не были сюзеренами, мы всегда имели на себе вассальные обязательства. Может, я как-то не так понял, отца.
— А ты? Куда денешься ты?
— Состарюсь! — невесело засмеялся отец. — И как только пойму, что достаточно стар, отойду от дел и взвалю их на тебя, а сам буду советовать. В письменном виде, попивая вино где-нибудь на Чёрном Море.
— Странные речи, — усмехнулся я. — Отец, признай, ты тянешь время, потому что не хочешь начинать разговор? Мы кого-то ждём?
— Ждём? — Переспросил отец. — Честно говоря, да, ждём, но не сегодня. Я буду очень рад, если он приедет до Рождества. Но это иное. Это не имеет отношения к нашему сегодняшнему разговору. И да, ты прав, я не хочу даже начинать этот разговор. Я не хочу, чтобы мои дети взрослели. Ты вырос, а я почти не знаю тебя, я тебя почти не видел. Я слишком мало уделял тебе внимания. И вот ты вырос и скоро уедешь. Ты уже и сейчас учишься в гимназии, откуда не выходишь полгода. Но ты её закончишь, и у тебя появятся новые интересы, новые друзья, новые увлечения. Балы. Барышни. Ты полюбишь одну из них, женишься, заведёшь детей и совсем забудешь, про престарелого отца и бедную, несчастную, лишившуюся сына, мать, — отец говорил вполне серьёзно, и лишь глаза с каждым словом его становились все более печальными.
— Я знаю, о чём говорю, — сжав кулак, сказал он. — Я сам был молод, и я мужчина. Мы всё через это проходим. Всё ведём себя одинаково.
Он замолчал, наморщил лоб, сжал губы.
— А поедемте, Глеб, этим летом всей семьёй в имение к бабушке, — он прищурился и озорно улыбнулся.
— В Зайцево? – я представил, чем там смогу заняться и не нашёл ничего интересней прогулок. С другой стороны, свежий воздух, не отравленный городской пылью и сажей. Речка опять же. Я представил запруду, где рыбу с локоть размером можно было ловить руками, и улыбнулся. Я хочу этого, хочу в Зайцево, к бабушке.
- Но у тебя же работа? — я понимал, что об неё скорей всего наша поездка, и разобьётся.
— Иногда, Глеб, надо послать работу к чёрту! — мне казалось, ему нравится произносить моё имя. Он катал его на языке, словно сладкую карамельку. — Решено! Едем! — он решительно хлопнул себя кулаком по колену. — Как только ты и Наташа закончите учёбу, так сразу и поедем.
— Хорошо! — я не стал скрывать радости.
Путешествовать я не слишком люблю, но у бабушки красиво, там речка с подвесным мостиком, озеро с огромными карпами, лес с белками, которые больше на кошек походят. Там хорошо. Там можно отоспаться. А ещё у бабушки потрясающий повар, точнее, повариха. Господь всемогущий, какие блинчики она готовит!
— Поживём там месяц и поедем к деду Фёдору.
Я слюной подавился. Блинные фантазии растаяли. Я серьёзно посмотрел на отца, думая о том, не заболел ли он.
— К деду Фёдору? — осторожно переспросил я. — Ты ничего не перепутал, отец. Ты сказал к деду Федору? Ты же на дух его не переносишь! И терпишь лишь потому, что он твой тесть.
— И твой дед.
— Это понятно, но не переносишь его ты! Мне дед Фёдор нравится. Что происходит, Отец?
— Иногда надо послать свои пристрастия, свои неприятия к чёрту.
— Я не о том. У нас неприятности?
Отец в жизни бы добровольно не стал встречаться со своим тестем. Это происходило редко, всегда у нас дома или на званом вечере, и каждый раз мне казалось, что мама держит под платьем направленный на отца пистолет. Он был предельно вежлив с её родителем, но лишь до той поры, пока они находились рядом. Однако, как только предоставлялась возможность или же находился повод, отец быстренько уходил, предпочитая находиться где угодно, только не возле тестя. И каждый раз они с мамой обменивались взглядами.
Она:
«Опять бежишь?»
Он:
«Чего ты от меня хочешь? Я выполнил обязательства и нормы приличия».
Как вообще отец осмелился просить маминой руки, ума не приложу. Притом что отношение деда к нему было совершенно нейтральное. По крайней мере, мне так казалось. Истинных его чувств я не знал, и знать не мог. Дед любил говорить о прошлом, о войнах, в которых участвовал, но о том, что он чувствует, и о чём думает, он не говорил никогда.
И вот отец добровольно, сам, без пистолета у виска и угроз и мамы говорит, что мы поедем к нему, к деду. Здесь что-то не так, не знаю, что, но чувствую. Вон как сидит, насупился, нервно вертит в руках пустую кружку и не замечает этого. И на вопрос мой не отвечает.
— Отец! — я напустил в голос требовательных ноток. — Ответь мне, у нас неприятности?
— У нас нет, — он поднял на меня взгляд, но кружку из рук не выпустил, так и продолжил крутить её. — У нас нет, — повторил он. — Но, к сожалению, наша семья зависима. Мы лишь вассалы более сильной семьи. А потому, даже несмотря на то, что у нас непосредственно неприятностей нет, они есть у наших покровителей. А потому да, у нас неприятности. И серьёзные. К гибели они
