Отродье мрака - Rotten Apple
Когда ему это удалось, он обнаружил, что сидит задницей на пыльном каменном полу. Пожираемый взглядами нескольких десятков послушников и адептов, Гэллуэй с разинутым ртом поглядел сперва на магистра; потом на других наставников; затем на Грегори. Тот торжествующе ему улыбался.
— Сдаётся мне, Великий Магистр сказал своё слово, — громко провозгласил Грегори. — Пламенному Шествию быть!
Зал потонул в исступлённых криках. И Гэллуэй понял, что каким-то неведомым, непостижимым для него образом симпатии всех этих недалёких детишек оказались сегодня на стороне Грегори. Дело было в том, что Грегори предложил им нечто несравненно более пленяющее, чем всё, за что ратовал Гэллуэй, — предложил их юным сердцам цель. А бездействию и застою непоседливые отроки всегда предпочтут прыткий, пусть и опрометчивый бег, не задумываясь, сколь роковым может обернуться падение.
Ликующие тени вытягивались и содрогались на стенах Зала Решимости. В толпе, ревущей от слепого ощущения причастности к чему-то великому, не радовался и не смеялся адепт Пламени Арлинг.
Он тоже кое о чём догадался. Он понял, что наставник Грегори хочет забрать его из Раскалённой Цитадели.
ㅤ
Вечером, когда колокольным звоном был объявлен отход ко сну, Арлинг сидел у себя в келье. Медная лампадка возле его кровати была затушена, но далёкий свет Жерла Извечного Пламени пробивался в маленькое оконце, высвечивая скромное убранство и бледное лицо юноши.
Жерло клокотало внизу, выплёвывало ввысь снопы горячей лавы, вздымалось и опадало, как ярко-жёлтое густое масло, кипящее в глубоком котле. Все вместе эти звуки сливались в протяжный вибрирующий гул, под который Служители Пламени засыпали в своих жёстких постелях; с которым встречали и провожали они каждый день своей размеренной жизни.
Арли вслушивался в этот гул и был недвижим, но внутри у него всё свербило и отдавалось дрожью. До сегодняшнего дня Арли думал, что понимает страх, — он ведь не раз испытывал это чувство, когда в термах другие послушники пытались окунуть его в кипяток, или когда жирная тень Боннета появлялась в дверях кельи, — но всё это не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытывал теперь.
Грегори намеревался забрать его из Цитадели. Собирался забрать его у Жерла, разлучить их — возможно навсегда.
Арли понимал, почему остальные так вдохновились речью Грегори. С ранних лет каждый Служитель обожает истории о Пламенных Шествиях, священных походах ордена, направленных против врагов Пламени в Тартарии. Ребёнком он и сам слушал об этом затаив дыхание. Он с лёгкостью готов был умереть для защиты Жерла, — но только не так, только не в безликом холоде далёких пещер. Его злило, что он вынужден играть в какую-то дурацкую игру, правил которой не понимает, а она беспощадно отбирала самое ценное, что он имел.
Арли до последнего надеялся, что Грегори не придёт, но дверь кельи скрипнула. Наставник вошёл в каморку, окрашенный желтоватым свечением Жерла. Агатовый глаз Грегори зловеще поблескивал, и в этот миг его размытый силуэт казался Арлингу самым настоящим штратом, вестником грядущих катастроф.
— Вижу, ты уже обо всём догадался.
— И мне это не по душе! — Арли хотел, чтобы его слова прозвучали резко, но вышло скорее жалобно. — Почему нам надо уходиться отсюда, чтобы отыскать то, чего, быть может, и нет вовсе!? Зачем тащиться в пещеры, когда источник нашей силы здесь, в Жерле!? Нужно остаться в Цитадели и защищать его, а не тех, кто о нас позабыл!
Грегори тяжело вздохнул и присел на койку возле Арлинга. Его седеющая борода отливала медью, руки утопали в зелёных складках плаща.
— Запереться в крепости и ждать, пока тьма подойдёт вплотную к нашим воротам, — это не выход, Арлинг. Жерло — не просто дыра в земле, которую мы стережём, потому что она питает наше Пламя. Ты рос, обогреваемый её теплом, неудивительно, что теперь цепляешься за неё, как детёныш свинокрыса за материнскую грудь. Но не забывай: Жерло всегда будет с тобой, куда бы тебя не забросила судьба.
Голос наставника был мягким, но в нём сквозила неизбежность. Арлинг слушал его, уронив голову и зарывшись пальцами в свои пепельные волосы. «Плевать мне на Служителей, — думал он про себя, — плевать мне на ваши поучения, на тьму, на людей Тартарии плевать. Жерло — вот всё, что имеет для меня значение. Всё, что имело значение когда-либо».
Но вслух он лишь спросил, обессиленно и тихо:
— Почему не кто-то другой?..
— Потому что я принёс тебя к Жерлу, когда ты едва ходил, и наблюдал за тем, как ты взрослеешь, пусть ты об этом не ведал, — отвечал Грегори. — Я смотрел, как ты овладеваешь Пламенем, как оно проникает в тебя, превращая в одного из своих сильнейших носителей. Да… Пламя живёт в твоих руках, и свет его сияет ярко, но я беру тебя с собой потому, что внутри ты лелеешь мрак. И это путешествие может стать твоей единственной возможностью одолеть его. Иначе ни Жерло, ни Служители, ни кто-либо другой не сумеют заполнить ту неизбывную пустоту, что привнесёшь ты в наш неприякаянный мир.
Вьющийся тракт
"На раздольной тропе, на раздольной тропе
Тревеск освещает путь мне и тебе,
Не станем закуской прожорливой тьме
На раздольной тропе, на раздольной тропе…"
— известный дорожный напев.
На приготовления к походу ушла неделя. Всё это время наставник Грегори присматривался к адептам, которых желал видеть возле себя в сулящем тяготы и опасности путешествии. В общей сложности он набрал двенадцать человек — всего дюжину, хотя когда-то Служители Пламени отправлялись в походы сотнями. Гэллуэй и остальные ни за что не позволили бы взять больше, да Грегори и сам понимал, что это невозможно: в Раскалённой Цитадели должен был остаться гарнизон, поскольку риск нападения существует всегда.
Слуги трудились не покладая рук. Сенешаль Броккл понукал ткачих, шивших походную одежду из всего, что было под рукой, и кухарок, стряпавших для путешественников провиант. Мастера в Подмётке латали походные сундуки и прохудившиеся телеги. Вся Цитадель стояла на ушах — ибо каждый желал предложить свою помощь в преддверии столь овеянного легендами события, как Пламенное Шествие.
Грегори поначалу не хотел брать с собой тех, кто не способен творить Пламя. Но наставник Пипп обстоятельно растолковал ему, что одной из целей похода является восстановление утерянных знаний о Тартарии, а для этой задачи важно вовсе не владение Пламенем. Так, к величайшему ужасу последнего, в поход подрядили Вирла.
— А я-то думал, тебе
