Отродье мрака - Rotten Apple
— Чего расселся?
Вирл взглянул на друга и произнёс как-то отстранённо, точно с воздухом говорил:
— Ты тоже это слышишь?..
— Что? — всё усердие потребовалось Арли, чтобы не выдать дрожь в голосе.
— В том то и дело… — ответил Вирл. — В том то и дело, что ничего…
Чуть поодаль от них шевельнулся Грегори, который сидел, привалившись к телеге, погружённый в глубокую думу.
— Раз уж шепчитесь, юные носители, прошу сюда, — повелительным жестом он пригласил их сесть рядом.
Вирл осторожно перебрался через устилавших землю адептов. Все они расположились вокруг телег с Пламенем, поближе к теплу, и кому-то даже удалось заснуть. Арли остался на месте — он был по-прежнему зол на Грегори за то, что тот не позволил ему попрощаться с Жерлом.
— Предпочтёшь слушать голос тишины? — спросил наставник.
Арли на мгновение съёжился. Слегка замешкался, а потом с независимым видом проделал тот же маршрут, что и Вирл, усевшись возле Грегори.
Вирл заметил, что у ног старика, на скромном ларчике с его вещами, стоит необычное устройство. Обитая резной медью стеклянная бутыль странным образом сужалась в середине, и мутно-серый порошок помаленьку сыпался из верхнего отделения в нижнее.
Грегори не оставил любопытство архивариуса незамеченным.
— Это часы, — объяснил он. — Когда вулканическая пыль, помещённая в верхнюю часть, полностью ссыплется вниз, мы продолжим наш путь.
— Я раньше таких не видел… — Вирл с интересом разглядывал вещицу. — Значит, с их помощью измеряют время?
— Да, — ответил Грегори. — У звонаря в Раскалённой Цитадели целый набор часов, По ним он определяет, когда звонить в колокол, с тем чтобы сообщить Служителям о рождении или исходе дня.
— А если он забудет? — спросил Арли, как бы стараясь застать наставника врасплох. — Если запамятует перевернуть часы и не будет знать, когда звонить?
Грегори смерил Арлинга взглядом, с каким строгий отец смотрит на несмышлёное дитя, желая пробудить в нём вину за учинённые пакости.
— Можешь не волноваться, юный адепт, — спокойно ответил он. — С момента своего назначения наш звонарь ни разу не забывал о своих обязанностях. Этот человек очень порядочен и ответственен — настолько, что некоторые даже не знают о нём, воспринимая колокольный звон как явление естественное и само собой разумеющееся.
Вирл как-то странно дрогнул, в его глазах цвета бледной лазури отразилась тревога. Грегори обратил к нему взор.
— Что гложет тебя, архивариус?
Вирл по привычке помедлил и собрался с мыслями, прежде чем дать волю своим страхам.
— Я просто подумал… А что станет, если однажды колокол в Сигнальном зале и впрямь перестанет звонить? Мы больше не будем знать, когда забываться сном и пробуждаться от него… Время в Цитадели замрёт, словно никогда и не существовало вовсе, а было лишь нашей недалёкой выдумкой. Ну, то есть оно, конечно, будет идти, но как бы без нас, своим чередом, а мы совсем растворимся в нём, без воли и без цели… пока наконец… — Он осёкся, не найдя нужных слов или, может, смелости закончить фразу. А потом с надеждой поглядел на Грегори: — Что будет тогда, наставник?..
Пламя колыхалось в сосудах у старика за спиной, оттеняя его лицо, делая похожим на угрюмую одноглазую маску. Глаза двух адептов поблёскивали в золотисто-алом свете Пламени. Арли, хотя до последнего пытался артачиться, тоже слегка подался вперёд. Вопрос Вирла озадачил и его — ему хотелось знать ответ.
Сквозь колючую бороду наставника можно было разглядеть, как он невесело улыбнулся.
— Тебе ли не знать, Вирл, что есть масса других способов уследить за временем. Когда приходят холода, пещеры покрываются льдом, а когда лёд тает, тоннели заливает вода. Если даже мы забудем о времени — будет помнить Тартария. С наступлением лета в самых глубоких гротах расцветут бутоны отрадника, свинокрысы сбросят шерсть, а рудомолы примутся размножаться. Осенью сильфиды запоют свои песни, и ветра, прислушиваясь к ним, изменят направление, а средь ночи во мраке подземелий завоет слепыш. Нет, юные носители, время ни за что не прекратит свой бег. Ведь это мы являемся плодом его творения, а не наоборот.
— Но ведь Пламя положило начало Времени! — выпалил Арлинг, вспоминая сеансы огнесловия, преподаваемые Грегори. — Вы сами учили нас, что Пламя было в начале, а затем из его света родилось всё сущее, разве не так?
— Верно, — хрипло отозвался Грегори.
— Значит, Пламя извечно, и Жерло будет испускать Пламя до скончания времён, которого, быть может, и никогда не случится!
— Кто-то болтает, что Пламени в Жерле стало меньше… — попытался напомнить Вирл.
— Кто-то только и может, что болтать! — голос Арлинга становился чересчур громким. — И вообще, я слышал, что Жерло и раньше ослабевало, но с каждым разом воспламенялось вновь, еще ярче и сильнее прежнего! Я прав, наставник Грегори? Прав, скажите ведь?
— Безусловно.
И вновь перед Арли предстал не тот Грегори, которого он знал. Не тот, чей голос уверенно возносил величие Пламени и порицал неверные трактовки адептами катехизисов Служителей. Этот Грегори был погружён глубоко в себя, забывался пространными раздумьями и подолгу молчал, будто что-то припоминая. Такие изменения казались Арли странными, чужеродными. Оттого он был зол.
— И больше ничего не скажете? — от его возгласов некоторые адепты заворочались на своих тюфяках, а разбуженный Друзи что-то негромко промычал. Лузи, нёсший дозор, с недоумением следил за беседой, поигрывая остриём дротика.
— Я рад, что не все уроки проходили мимо твоих ушей, — сурово проговорил Грегори. — А теперь вам обоим следует поспать. Восстановите силы перед завтрашним переходом.
— Но…
— Хватит с вас сегодня разговоров о мраке, — отрезал Грегори, и маска его изувеченного лица не приемлела возражений.
Арли посмотрел на Вирла. Тот покладисто пожал плечами и полез обратно к своему тюфяку. Арли фыркнул и сделал то же самое. Грегори остался сидеть возле телеги, глядя куда-то во тьму. Недвижимый и облечённый далёкими грёзами.
Арлинг ещё долго не мог уснуть. Он лежал, повернувшись на бок, с зажжённым в ладони огоньком, и не сводил с него глаз. В Пламени находил он утешение в минуты сомнения — им же отгородился от тишины. Пламя было в этом мире раньше всего, всему дало начало, в том числе строптивому Времени. Пламя неизбывно, бессмертно, и нет в Тартарии такой силы, которая способна его укротить. Так уверял себя Арлинг, любуясь слабым огоньком, пока сон не навалился на него чёрной стеной.
ㅤ
Весь следующий день шли они по безжизненному однообразному тоннелю, а на третьи сутки достигли наконец Вьющегося тракта. У Арли страшно болели ноги, за семнадцать лет
