Эхо старых книг - Барбара Дэвис
– Нет, – говорю я наконец. – Теперь я присмотрелся к вам повнимательнее.
Протягиваю руку и называю свое имя. В ответ ты называешь свое, как будто кто-то в этом зале мог его не знать.
Мой взгляд ненадолго задерживается на бриллианте грушевидной формы, сверкающем на твоем безымянном пальце. На вид не меньше трех каратов, хотя я плохо разбираюсь в подобных вещах.
– С наилучшими пожеланиями по поводу вашей помолвки.
– Спасибо, – говоришь ты, отводя взгляд. – С вашей стороны было очень любезно прийти.
Твой голос, поразительно глубокий для такого юного существа, слегка сбивает с толку, но в то же время меня забавляет твой элегантный ответ. Ты, конечно, понятия не имеешь, кто я такой. Если бы знала, вряд ли была бы такой вежливой.
Ты снова оглядываешь меня с головы до ног, замечаешь мои пустые руки.
– Вы ничего не пьете. – Вытягиваешь шею, ища взглядом официанта. – Разрешите мне взять для вас бокал шампанского.
– Нет, спасибо. Я предпочитаю джин-тоник.
– Так вы британец, – говоришь ты, словно только что догадалась, почему я выгляжу чужим в этом обществе.
– Да.
– Что ж, вы забрались далеко от дома. Могу я спросить, что привело вас на наши берега? Едва ли вы пересекли огромный синий океан только для того, чтобы присутствовать на праздновании моей помолвки.
– Приключения, – отвечаю я лаконично и уклончиво, потому что не могу признаться в том, что на самом деле привело меня сегодня вечером в «Сент-Реджис». Да и в Штаты вообще. – Я здесь ради приключений.
– Приключения бывают опасными.
– В этом их привлекательность.
Ты снова ведешь по мне взглядом своих широко расставленных янтарных глаз, долго и медленно, и мне интересно, что же ты видишь – и насколько глубоко.
– И какого рода приключения вы ищете? – спрашиваешь ты с таким скучающим видом, какой иногда принимают в качестве самозащиты. – Чем вы… занимаетесь?
– Я писатель. – Снова уклончивый ответ, но ближе к правде.
– В самом деле? А что вы пишете?
– Разные истории.
Сейчас становится теплее, еще ближе к истине, но не совсем. Вижу, что возбудил твой интерес. Слово «писатель» обыкновенно оказывает такое воздействие на людей.
– Как Хемингуэй?
– Возможно, когда-нибудь стану таким, как он, – отвечаю я, потому что это, по большей части, правда. Однажды, быть может, я смогу писать, как Хемингуэй. Или Фицджеральд. Или Вульф. По крайней мере, таков мой план.
Ты морщишь носик, но не комментируешь.
– Вы не поклонница мистера Хемингуэя?
– Не особенно. В нем слишком много от небритого мужлана.
Твои глаза блуждают по танцующим, и на мгновение мне кажется, что тебе наскучило со мной говорить.
– Мне больше нравятся сестры Бронте, – наконец слышу я твой голос на фоне мелодии «Никогда за миллион лет», которую играет оркестр.
Я неопределенно пожимаю плечами.
– Задумчивые герои и продуваемые ветрами болота. Весьма… атмосферно. Но перебор с готикой, как на мой вкус.
Ты поднимаешь свой бокал, осушаешь его, а затем искоса смотришь на меня.
– Я думала, англичане ужасные снобы в отношении книг. Ничего, кроме классики.
– Мы не все такие. Некоторые из нас вполне современны, хотя, признаю, я поклонник Диккенса. Он был не особенно романтичен, но рассказать историю точно умел.
Ты вскидываешь шелковистую темную бровь.
– Вы забываете о сомнительной мисс Хэвишем и ее ужасном торте. Разве это не готика?
– Хорошо, согласен. Время от времени он сбивался с пути и сочинял про обреченных молодых любовников и женщин-затворниц в истлевших свадебных платьях, но, как правило, он писал о социальных проблемах. Имущие и неимущие. Неравенство между классами.
С непроницаемым выражением лица жду и гадаю, клюнешь ли ты на наживку. Я пытаюсь тебя заманить, вывести на определенную тему. Потому что у меня уже сформировалось мнение о тебе, и внезапно, необъяснимо, мне очень сильно захотелось ошибиться.
– А вы кто? – задаешь ты вопрос, ловко переводя стрелку. – Имущий или неимущий?
– О, определенно последнее, хотя и стремлюсь к большему. Возможно, однажды…
Ты вскидываешь голову, слегка прищуриваешься, и я вижу, что у тебя уже готов новый вопрос. По собственному признанию – искатель приключений без денег и перспектив, и вот я тут, на вашей милой маленькой вечеринке. Пью шампанское твоего отца и имею дерзость с тобой заговорить. Ты хочешь знать, кто я такой и как человек вроде меня вошел в эту дверь. Но не успеваешь спросить, как полная женщина в черно-рыжей тафте хватает тебя за руку и расплывается в улыбке под меловыми слоями пудры.
Она окидывает меня взглядом и, решив, что я не стою ее внимания, целует тебя в щеку.
– Желаю счастья, моя дорогая! Тебе и Тедди. Не сомневаюсь, что твой отец очень доволен. Ты сделала хороший выбор – и для себя, и для него.
Ты отвечаешь улыбкой. Не настоящей, а той, которую приберегаешь для подобных случаев. Заученной и механической. И глядя, как ты улыбаешься, я не могу избавиться от ощущения, что блестящая красавица в шелках и жемчугах, стоящая передо мной, – притворщица, актриса в роскошной костюмной драме, хорошо смазанный механизм из колесиков и шестеренок.
Как только женщина уходит, твоя улыбка исчезает так же внезапно, как и появилась. Без нее ты выглядишь опустевшей, странным образом менее сияющей, и я почти испытываю жалость. Таких ощущений я вовсе не ожидал от этого вечера и теперь злюсь на себя. Сочувствие – роскошь, которую люди моей профессии не могут себе позволить.
– Хотя я вас почти не знаю… но у меня впечатление, что вы несчастны. И это удивительно, ведь, казалось бы, вам удалось найти одного из самых завидных женихов в Нью-Йорке: нефть, земля, лошади. И собою хорош. Можно сказать, золотой мальчик.
Ты напрягаешься, задетая моим тоном. И тем, что я вижу тебя насквозь под твоей блестящей оболочкой.
– Похоже, вы довольно много знаете о моем женихе. Вы друг Тедди?
– Не друг, нет. Просто немного слышал о вашем молодом человеке и его семье. Им удалось окружить себя интересной коллекцией друзей. Не все из высшего света, но однозначно… полезные.
Между твоими бровями возникает небольшая жесткая морщинка.
– Полезные?
Я отвечаю холодной улыбкой.
– Всем нужны друзья в нижних слоях общества, вы так не думаете?
Ты явно растеряна. Не знаешь, как реагировать на мои слова. Являются ли они угрозой? Просьбой о знакомстве? Сексуальным намеком? Ты подносишь бокал к губам, забыв, что он уже пуст, затем опускаешь его раздраженным жестом.
– Вы здесь по приглашению?
– Да. Хотя я начинаю бояться, что моя спутница сбежала. Она ушла припудрить носик и не вернулась.
– И с кем же вы пришли? Неудобно спрашивать, но все же это моя вечеринка.
– Я пришел с Голди, – отвечаю я коротко, потому что, когда говорим о Голди, фамилия не нужна.
Твои ноздри раздуваются при упоминании ее имени.
– Мне кажется, тот, кто столь обеспокоен качеством друзей моего жениха, мог бы и сам
