Светлана Крушина - Голос дороги

Сгустившийся воздух, превратившийся в кисель, начал смещаться все быстрее и быстрее, скучивая тела, словно мокрые тряпки. Каждая частичка тела взорвалась болью, но Грэм не мог даже застонать — так сдавило грудь. Он прилагал нечеловеческие усилия, чтобы освободиться из этих смертельных объятий, но ничего не выходило. В глазах темнело, и подумалось, что Илис совсем сошла с ума, если вместо того, чтобы помочь, решила угробить сразу всех. Не было никаких сомнений в том, что все происходящее — дело рук несносной девчонки. Сами по себе такие вещи происходить никак не могли.

Воздушный кисель, или, вернее, уже желе, закручивался воронкой, словно кто-то перемешивал его огромной ложкой; вместе с ним и сама реальность начала смещаться. Было очень трудно после рассказать или хотя бы вспомнить, в чем именно это выражалось, просто окружающие люди и вещи стали выглядеть совсем не так, как им полагалось выглядеть. Только Илис висела себе в воздухе, все сильнее запрокидывая голову, а пронзительный звук стал громче и походил теперь на оглушительный визг. Почти оглохший, Грэм почувствовал, что неведомая сила размазывает его по совершенно уже затвердевшему воздуху, по глазам вдруг ударила ослепительная вспышка — и он перестал видеть вообще что-либо. С ужасом он подумал, что ослеп, но почти сразу это перестало его волновать. Колдовство Илис продолжало выкручивать и рвать его тело: кости затрещали, сухожилия и мышцы натянулись до предела. От лютого, нечеловеческого холода кожа начала покрываться инеем. Кричать Грэм по-прежнему не мог, приходилось терпеть молча, и рассудок был на самой грани безумия.

И вдруг все закончилось. Стремительно потеплело, воздух приобрел обычную плотность, и его стало можно вдохнуть. Свербящий в мозгу звук резко оборвался. Грэм, уже почти потерявший сознание, перестал биться в жестоких тисках и понял, что падает. Он сильно ударился об землю, но вместо боли ощутил только облегчение и почти наслаждение. И смог, наконец, закричать, выпуская накопившееся напряжение.

Не смотря ни на что, он снова остался жив.

Некоторое время он лежал ничком неподвижно, наслаждаясь спокойствием освобожденного тела и ни о чем не думая, пока вдруг до него не дошло, что вокруг полно истрийцев, всерьез намеревавшихся утыкать его арбалетными болтами, а так же его спутники, которые неизвестно, живы ли. Он заставил себя приподняться и едва не упал снова — от изумления вмиг ослабли руки. Вокруг расстилалась обширная холмистая долина, присыпанная снегом, из которого кое-где торчали черные лапы кустов. Грэм отлично помнил, что был в порту в тот момент, когда стали происходить странные вещи, а какие уж там холмики и кусты? А тут… лишь на горизонте темнело нечто, что могло быть городскими стенами. Но могло и не быть. Кроме того, никаких истрийцев рядом больше не было. Ни тана Паулюса, ни капитана Таю, ни одного солдата. Грэм встревожено огляделся, отыскивая взглядом спутников. В двух шагах от него возился в снегу Роджер, приглушенно стонавший сквозь стиснутые зубы. Лицо у него было серое, искусанные губы сочились кровью, глаза покраснели и глядели еще более безумно, чем всегда. Он очевидно был не в себе, поэтому Грэм пока не стал его окликать. Он поднялся на колени, сдерживая тошноту, и чуть подальше, футах в пятнадцати, увидел Марьяну — она лежала ничком в снегу без признаков жизни. Приглядевшись, он заметил, что она все-таки дышит. Тогда он оглянулся и увидел Илис.

Илис лежала на спине, раскинув крестом руки. Ее темные волосы разметались по снегу, глаза были закрыты, побелевшие губы раздвинулись в странной, страшной улыбке, обнажавшей зубы, из носа тонкой струйкой текла кровь. Дышала она или нет, было непонятно, но Грэму показалось, что нет. Не поднимаясь с колен, он подвинулся к ней, склонился было над беззащитно распростертым телом — и обернулся на хриплый голос Роджера:

— Где мы?

— Не знаю, — ответил Грэм и обернулся. Роджер стоял уже в полный рост, хотя его заметно шатало, и оглядывал окрестности мутным взором.

— Где Илис?

— Здесь, — сказал Грэм и отодвинулся.

Несколько секунд Роджер смотрел на Илис, потом сделал несколько неверных шагов и упал рядом с ней на колени.

— Она жива? — как-то очень беспомощно спросил он, вперив в нее отчаянный взгляд черных глаз.

— Не знаю, — повторил Грэм.

Роджер вздрогнул и наклонился к девушке.

— Илис! — позвал он хрипло.

Она не отзывалась и не шевелилась. Тогда он схватил ее за плечи и принялся трясти:

— Лисси! Лисси!..

Его лицо выражало крайнюю степень отчаяния; Грэм и он не думал, что Роджер способен на такие сильные чувства. Смотреть на него было тяжко, так что Грэм отошел к Марьяне, чтобы узнать, насколько сильно она пострадала. К счастью, она только лишилась чувств. Грэм подстелил плащ, перевернул Марьяну на бок, и, помедлив, вернулся к Роджеру. Ноги едва повиновались ему. Роджер все еще стоял на коленях перед Илис, и его лицо, искаженное ненавистью, отчаянием и горем, испугало Грэма.

— Роджер, — сказал он как мог мягче и положил руку на плечо приятеля. — Не надо. Она мертва.

— Нет, — сказал Роджер сдавленным голосом и снова затряс Илис. — Нет. Лисси!.. Этого не может быть.

— Роджер…

— Отправляйся к Безымянному, Соло! — заорал Роджер, обернувшись к нему и прижимая к себе Илис. Глаза его опасно блестели. — Пошел прочь, пока я тебя не прикончил!

Тут Илис приоткрыла свои огромные ведьминские глазищи и едва слышно сказала:

— Роджер, ну хватит уже орать… И не тряси меня… Я так устала… я спать хочу… — и снова закрыла глаза.

Грэм чуть было не расхохотался. Раз Илис ехидничает, значит, умирать пока не собирается. Роджер тоже явственно просветлел лицом.

— Да восславится Перайна, — прошептал он. Выпустив Илис из объятий, он бережно уложил ее обратно и уткнулся лбом в снег. — Благодарю тебя, милосердная Перайна!

Впервые Грэм слышал, чтобы его приятель-побратим славил богиню-целительницу. Обычно все его мольбы, проклятия и клятвы были обращены к безжалостной богине войны Рондре и к Безымянному, очень редко — к Эфферду или Борону, но уж ни в коем случае не к Перайне. Коленопреклоненный рядом с Илис и славящий Перайну Роджер выглядел странно, и Грэм сначала отвернулся, чтобы не видеть этой душераздирающей картины, а потом решил вернуть его с небес на землю.

— Роджер, — снова позвал он и невольно отпрянул, когда тот резко повернулся и вскинул пылающие прежним яростным огнем глаза. — Понимаю твои чувства, но хочу напомнить, что Илис едва ли будет лучше от лежания на снегу…

— Твоя правда, — согласился Роджер, бережно поднял Илис на руки и встал. Девушка лежала спокойно и даже не дернулась, оказавшись прижатой к широкой груди своего добровольного охранника. Она то ли спала, то ли снова впала в беспамятство. — Но куда идти? Мы даже не знаем, куда нас занесло.