Во имя твое - Дмитрий Панасенко
— Не знаю. Не похоже, что они лгут. — Пожал плечами, Ксендз.. — Майя Кирихе, Пучка, этот… как его Берден Кобылка, Ната Труше. Все они искренне верят в то, что видели. Но истинна — это вещь которой очень легко обмануться… Что это?
— Следы от веревки.
— И что? — Нахмурился пастор. — Считаешь, что это все-таки малефик? Отводит нам глаза?
— Не знаю. Кирихе вельва. — Несколько неуверенно возразила северянка. — Думаешь, ее так просто задурить?
— Магиня. — Брезгливо поморщился ксендз. — Восьмого класса. Ты чувствовала ее силу?
— А с чего ты взял что я…
— Сив. — Осуждающе склонил голову пастор. Я не маг или колдун, но милостью Создателя не слепой и не глухой.
Северянка задумалась.
— Она странная. — Заключила она спустя минуту. — Обычно, если я смотрю на мага или стою в волшебном месте или со мной говорит дух у меня внутри все свербит и звенит. Это как струна, понимаешь? Или как муравьи по тебе бегают. Чешется аж невыносимо. Только не снаружи а изнутри. Иногда слышишь звук и он словно в тебе отдается. А она… Она почти пустая. Но амулеты, что висят на ее доме очень сильные.
Осторожно протянув руку священник взял в руки протянутую северянкой ниточку и поднеся ее к глазам удовлетворенно кивнул.
— Восьмой класс могущества означает, что собственной силы в ней едва хватит, чтобы зажечь очаг. Пояснил он и громко щелкнув четками прикрыл глаза словно греющийся на солнце кот. — И способы накопления силы у таких магов тоже довольно специфичны. Обычно это эмоции. Сильные эмоции. Радость, страх, удовольствие… Они с трудом контролирую собственную энергию и поэтому все, что им остается это полагаться на магические знаки и амулеты. Ритуалы. За такими даже официум не следит. Зачем? Только лишняя трата сил.
— Понятно. Кивнула Сив. — На балке след. Сажа стерта. Там висело что-то тяжелое и не похоже, что окорок. Полоса очень широкая. Как будто кто-то сильно дергал и раскачивал веревку. А от досок внизу ссаниной пахнет. Человеческой.
— Волосяная веревка… Такие на севере, в любом хозяйстве встретить можно. Даже если бы у нас был пес, попытаться след взять, ничего это не доказывает.
— Как скажешь. — Прищурилась дикарка. — Ты попросил найти следы я нашла. Дальше сам думай.
— Предлагаешь повторить ту штуку, что вы тогда провернули с оборотнем? Поднял взгляд на женщину пастор.
Северянка ненадолго задумалась.
— Слишком опасно. — Заключила она наконец и сплюнув под ноги принялась копаться в поясной сумке. Тогда я была не одна. Ллейдер прикрывал мне спину. А это наверняка сильный колдун. Если всю деревню задурить смог.
— Ты и сейчас не одна. — Мягко заметил ксендз и склонив голову уставился на дикарку пронзительным взглядом темных будто два колодца глаз. — К тому же ни одному колдуну или магу не под силу заморочить столько людей разом.
— Врешь, Ипполит… Врешь и не краснеешь. — Достав из сумки яблоко женщина зажмурившись от удовольствия впилась зубами в хрусткую мякоть. — Пойдем, другие дворы посмотрим.
* * *
— Гады, сучье племя, навоз свиной. — Раскатав очередной комок теста Ната Труше, нервно передернув плечами, отогнала подлетевшую к лицу наглую муху, и бросила его на сердито зашкворчавшую сковородку. — Создатель милостивый порази из. Порази их болезнями срамными чтобы у этого гадского попа нутро сгнило и уд отвалился, а у девки из сосцов гной бежал. Порази их так чтобы ползать не могли. Порази им кости черной гнилью, члены немочью, чтобы кричали и плакали и прощения просили. Тоже вздумали. Раскомандовались. От причастия меня отлучать вздумали. Меня. Я Ната Труше, я шесть детенков родила, здоровеньких да веселых. Неужто это тебе господи не угодно? И мытаря того порази молнией небесной. Что это за мытарь ежели налог с нас, шесть ртов кормящих вздумал налоги драть. Скотина он а не мытарь после этого. Нет, я на него управу то найду. Надо Денуцу сказать, чтобы он письмо самому Наместнику написал. Потому как все остальные гады и сволочи. Я ведь детиночек с рук, на своем горбу… А они налоги. И причастие. Да и Денуц тоже гад, вон в общину десятину требует. Какая такая десятина. Вздумал тоже. Что это значит в голодное время. Да они мне за деток сами должны с общего давать. А никто даже дров притащить не хочет. Все мужу делать приходится. А он может болен. Может у него с устатку спина болит. Так нет, все К этой Кирихе, любодейке, скотской ведьме ходят. Будто им там намазано. А эта шлюха только и рада перед ними ноги раздвигать. Суки. Ведьма эта Кирихе. Как есть ведьма. Сама видела как она ночью по дворам ходила. А потом у скотины недород случается. Все семя из скотины выпила, скотоложка бесова. И мужиков совращает наших. Нет, с демонопоклонством этим кончать надобно. Наместнику писать. Наместнику. Чтобы он сюда паладинов прислал этих гадов на колья рассаживать. Ох как им не понравятся то колышке эти острые. Ох не понравятся. — Продолжая бурчать себе под нос Труше, перевернула лепешку и скосив налитые дурной кровью глаза принялась с подозрением наблюдать как на тесте медленно образуется румяная корочка. — И Кобылка этот дурной. Мужеложец. Точно мужеложец. А может чего и похуже. Смотрит на меня как баран а глазки то масляные. Тфу. Небось всех девок в деревне перепортил. А может он этот? Детолюб. Ну точно детолюб. Не будет нормальный мужик от меня нос воротить. А как он меня назвал? Склочная баба?! Да чтобы у него язык отсох, дай создатель. Чтоб у него кишка лопнула и с заду вывалилась! Тварь. Гад! Скотина. Козий выпердыш. Небось ночами с Майей только и кувыркаются, богов темных тешат. И жертвы приносят. Точно приносят. Как пить дать. — Сняв лепешку с огня Ната небрежно отогнав от себя муху бросила ее на блюдо и принялась раскатывать следующий кусок теста. — Любодеи. Трахали. Рыготина свиная. Старый ксендз то хороший был, слушал. А этот будто дерьмом уши залил. Стоит смотрит да отлучением от причастия грозится. Скотина. Чтоб его вывернуло. Гад. А может он сам демонопоклонник? А? Да как пить дать. Будут мессы с Кирихе и Кобылкой этим придурочным черные службы служить да детей в жертву богам приносить. Нет. Надо наместнику писать. Вон шесть кровиночек с папочкой выходили. Это вам не гусь навалил.