Во имя твое - Дмитрий Панасенко
— Не вернешь. — Окинув северянку оценивающим взглядом пастор тяжело вздохнув недовольно поджал губы. — Одна ты отсюда не уйдешь, а барон пока никуда уйти не в состоянии, к тому же… — Не закончив фразы ксендз неожиданно широко улыбнулся. — Не пытайся казаться хуже чем ты есть, Сив.
В воздухе повисло тяжелое молчание.
— Может и не верну. Но в рожу все равно дам. — Буркнула наконец женщина и извлекла из несколько похудевшей поясной сумки очередное яблоко. — Мне целый день кому-нибудь в рожу двинуть охота.
— Слушай, а откуда ты их берешь? — Поинтересовался пастор таким тоном словно минуту назад они беседовали о погоде.
— Так рядом с домом Денуца яблоня стоит. — Пожала печами великанша. — Вот и нарвала немного.
— Хм-м… Понятно. — Медленно кивнул пастор и бросив полный подозрения взгляд в сторону затягивающих горизонт туч воздев длань указал в строну виднеющейся за палисадом избы с покосившейся соломенной крышей. — Это, как я понял первый из дворов с которого пропали люди. — Может, ты попробуешь поискать следы?
— Нет. — Сначала ты расскажешь мне про рогатую бабу. Снова набычилась северянка и упрямо наклонив голову демонстративно скрестила на груди руки.
— Хватит упрямится, дит… Сив, я расскажу тебе все что знаю. Про рогатую женщину, про суккуба, про человека быка, про всех чудовищ о которых когда либо читал или слышал. Но потом. — Подойдя к калитке священник перегнувшись через загородку скинул щеколду. — Пойдем. Время за полдень, а мы не продвинулись ни на шаг.
Посверлив священника недовольным взглядом северянка недовольно скривилась и одарив ксендза очередным, могущим означать что угодно, пожатием плеч шагнула вперед оттесняя его от калитки.
— Сзади иди… — Буркнула она пряча яблоко обратно за пазуху и сердито засопев огляделась по сторонам. — А то как выскочит эта, рогатая, и тоже тебя… засунет.
В доме царила разруха и запустение. Перевернутые лавки, вскрытые и выпотрошенные лари, примостившийся в углу сундук с разбитой крышкой.
— Ха… — Раздраженно пнув лежащую на полу расколотую крынку великанша переступила через широкий проходящий через всю избу исчезающий на пороге след остро пахнущего кислым житом серо-бурого порошка и растянув губы в широкой ухмылке ткнула пальцем в сторону разбитого очага. — Кубышку с монетами похоже искали.
— Не суди и не судим будешь. — Тяжело вздохнул пастор и осторожно, вдоль стеночки пройдя в угол с сундуком с любопытством заглянул внутрь. — Пусто. Заключил он и осенив себя знаком создателя молитвенно сложил на груди руки. — Прости им Всемилостивый, ибо не знают они что творят.
— А если бы я с разоренной хаты хоть, вон, кувшин разбитый вынесла, ты бы первый меня мародеркой и исчадьем Павшего назвал. — В голосе дикарки звучала неприкрытая обида. — Это несправедливо, Ипполит.
— Милостью Создателя. — Ответил священник и поставив на ножки лежащий на полу табурет устало опустился на жесткое сидение. — Милостью Создателя, мы познаем справедливость только на последнем суде, что случится в конце времен. А до этого справедливости мы и не увидим.
— Почему? — Брови великанши удивленно поползли вверх.
— Потому, что мы привыкли называть справедливостью то, что кажется правильным только нам. — Тяжело вздохнул священник. — Но проблема в том, что, то, что кажется нам праведным и справедливым, зачастую до нельзя несправедливо к другим. Сегодня утром ты рассказала мне историю о святилище Зверя-смерти. Древнего и кровожадного демона, да помилует нас господь-вседержитель. И с твоей стороны, то, что случилось было до нельзя несправедливо. Со стороны империи это событие выглядит совсем по другому.
— По другому? — Озадаченно прикусила губу великанша. — И как это может по другому выглядеть?
— Ислев. — Пожал плечами священник. — Ислев был построен еще до начала экспансии. Его основала торговая гильдия. С разрешения ваших старейшин. Как место мира. Место ярмарок и обмена. Три тысячи человек, что обслуживало верфи, мануфактуры и мельницы. Три тысячи мастеровых, рабочих, корабелов, хозяев постоялых дворов, и прочих. Еще не город, но большой форпост. Место, которое считали началом если не дружбы, то партнерства. Торговля процветала, наши народы потихоньку учились жить в мире, и казалось, что у нас все получится. Медленно, тяжело, но получится. А потом. Потом появился Магнус — Красный. Тот кого в империи больше знают как Апполион — истребитель. Северяне напали ночью. Вырезали охрану, захватили порт, сожгли корабли… и начали убивать. Единицы выживших рассказывали что пришедшие с холмов дикари насиловали мужчин и женщин, вспарывали животы, отрубали руки и ноги, насаживали детей на копья, сжигали людей за живо, топили младенцев в чанах со щелочью… Империя не могла оставить это просто так, Сив. Просто не могла. Но когда в Подзимье приплыли наши легионы вы не стали биться. Убийцы беззащитных и насильники детей просто убегали в леса, прятались в болотах, лезли в горы, где их было не достать. Большинство ваших племен кочуют. И поэтому вы с легкостью бросали свои летние и зимние стоянки. Прятались там, где вас не найти, вылезая из нор только чтобы устроить очередной набег. Нет, вы не нападали на отряды солдат и дружины рыцарей. Вы нападали на обозы, на полевые госпитали, на мирные хутора и поселки, на тех, кто пытался эвакуировать остатки выживших. Утраивали пакости и снова убегали. И тогда Наместник принял решение. Он принял решение ударить в те места, которое вы не могли бросить. Сжечь ваши капища. Тяжелое, кровавое, решение, но совет посчитал эти действия… справедливыми. А потом мы начали все с начала. вал, вновь отстроенный Ислев, уже не представительство торговых цехов а настоящий город. Крепости. Монастыри. Солдаты, дружинные отряды, ленная система и святая наша матерь церковь. Мы принесли мир на эту землю. Восстановили разрушенное, и дали жителям, тем, кто не закостенел в ненависти шанс. Хороший шанс. Честный шанс. Те, кто переселился к нам, за Вал, кто примкнул к Империи. Они не страдают от голода, и… несправедливости. У них те же права, те же обязанности, те же доходы. Шанс жить честно и мирно, в довольстве и достатке, пользоваться всеми благами ивилизации… не так уж и мало если подумать. А те кто предпочел ютится в горах или лесах, прятаться в болотах… это был их выбор.
В избе воцарилось долгое молчание.
— Значит… вот как? — Покачала головой великанша и сев на корточки ткнула пальцем отозвавшийся недовольным покачиванием выломанный из очага камень. — Знаешь… Я разговаривала с одним монахом. Его почему-то называли старцем, хоть он и не старый еще. Просто слепой и рук у него нет. Кто-то ему их отрубил. Он сказал мне, что последний суд уже
