Тринадцать жертв (СИ) - "Lillita"

— Это прозвучит так банально и избито, — тихо начал Эрл, когда они, взявшись за руки, просто лежали рядом, — но ведь правда. Ты заставила моё сердце биться.

— Было бы в моих силах это сохранить…

— Просто будь рядом, Мила. И моё сердце будет биться до тех пор, пока бьётся твоё, — пообещал он и поцеловал палец, на котором было проклятое кольцо, способное враз разрушить все надежды.

Храня уютное молчание, они постепенно уснули. И новый день встретили также рядом.

Рассвет для Эрланна был как всегда неприятным, и он был очень рад, что Камилла всё ещё крепко спала. Ведь ему не хотелось уходить, как в прошлый раз, но также очень не хотелось беспокоить с самого утра. Поэтому, убедившись, что Ками и не думала просыпаться, он остался. Обычно Эрланн вставал сразу после превращения, но сегодня у него была причина поваляться подольше. Милая тихо сопящая причина, которая продолжала жаться к его боку. Жаль только, что вернувшиеся рога не давали повернуть голову, чтобы понаблюдать за чужим сном.

Эрл положил руку на сердце, прислушался к своим ощущениям. Это было удивительно, но даже сейчас, когда тепло жизни снова покидало тело, оно продолжало биться. Слабо, но уверенно.

Глава 27: Ложь о заботе

Дикра и Сюзанна оправились достаточно быстро, ведь все физические повреждения затянулись почти сразу, а воспоминаний о том, как всё было, почти не осталось, но в первый день близняшкам всё равно наказали соблюдать постельный режим. В то же время Гленда учила их прятать крылья, просто чтобы те не мешали в обычной жизни. На второй день близняшкам сказали сильно не активничать, поэтому Сюзанну к домашним делам не подпускали, пусть даже ей было слишком непривычно сидеть без дела. А на третий день жизнь вернулась в привычное русло.

Сюзанна в обычной компании, состоявшей из Ирмы, Гленды и Мейнир, готовила завтрак. Ей в самом деле нравилось заниматься домашними хлопотами: так она чувствовала себя полезной, на своём месте, ведь делала то, что умела, что хорошо получалось и радовало результатами. К тому же, так Сюзанна всегда знала, чем себя занять. Скука и безделье, как известно, враги здравомыслия.

Недавнее возмущение осколка не мешало бодрому началу дня, даже если тот обещал быть хмурым и дождливым. Но если Дикра, в силу своей беззаботности, оправилась полностью, то у Сюзанны остались переживания. Несмотря на заявления Эрланна и Хальдис о том, что в ближайшее время бояться нечего, осколки снова не выйдут из-под контроля, Сью опасалась, что это всё же случится. И потому, что не хотела снова пережить подобное сама, и потому, что волновалась за Дикру — у той было больше шансов пострадать.

На самом деле, компания была почти обычной. К девушкам неожиданно присоединился Исаак, который был не из тех, кто любил вставать пораньше. Сюзанна удивилась, однако же была рада его видеть, ещё не зная, что утреннее появление — это только начало, и Исаак будет находиться рядом весь день, ведя себя непривычно, немного странно. Он помогал накрывать на стол, очень тихо вёл себя за едой, помог убрать посуду, а потом присоединился к уборке. К тому же, то и дело Исаак справлялся о самочувствии Сюзанны.

— Я очень рада помощи твоей, но делать это не обязан ты. Пожалуй, я в достаточном порядке, чтоб справиться с обычными делами.

— Мне просто скучно, вот и решил чем-то другим заняться, — без лишних раздумий ответил Исаак.

И соврал. Исаак был рядом, потому что все эти дни очень беспокоился о Сюзанне, и не хотел оставлять без присмотра. Боялся, что что-то снова случится, либо что она может переутомиться. Просто искренне переживал за Сюзанну. В этом и была проблема. В искренности. По своей природе Исаак был лжецом, но зачастую не потому, что хотел этого. У всех бывали в жизни моменты, кода было трудно, либо не хотелось говорить правду. У Исаака это было выражено гораздо сильнее: чем важнее была правда, чем важнее эта правда была для него, тем труднее было её сказать. Он не мог быть честным, иногда даже с самим собой, поэтому о серьёзных вещах в их паре говорил Лауге. Однако на брата всё не переложишь, особенно очень личное.

Сюзанна бодро проходилась тряпкой по полкам, мурлыкая под нос незатейливую мелодию. Волосы она сегодня собрала в тугой пучок, а платье выбрала шерстяное, «школьное», тёмно-коричневое, с кремовыми кружевами на воротнике и подоле юбки. Такого же цвет был пояс, завязанный бантом на спине. Крылышки у неё на голове подрагивали в такт мелодии. Исаак находил это всё милым, очаровательным, но слова застревали в горле, даже умилённо улыбнуться он мог лишь тогда, когда никто бы этого не увидел. Исаак давно отбросил надежду честно выразить свои чувства. Он просто иногда оказывался рядом, говорил на нейтральные темы, если обстановка располагала. Даже его препирания с Дикрой были только для того, чтобы привлечь внимание Сью. Хоть иногда, хоть какое-то. Даже если это будет недовольный взгляд, замечание по поводу поведения или спасибо за принесённые с огорода овощи. Исаак был уверен, что на большее рассчитывать не мог.

Что было странно — Исааку казалось, что подобное уже было раньше, но раньше — это не до прибытия в замок. Когда-то до, возможно даже, в другой жизни. Мысли об этом появились совсем недавно: после попыток зачаровать статуэтку. Тогда хранители увидели места, в которых никогда не были (за единственным исключением), однако те показались знакомыми. И после этого иногда стали всплывать обрывки иной памяти, но короткие, редкие, беспорядочные и непонятные.

Протирая подоконник, Исаак посмотрел в окно. С погодой не задалось, всё небо было ровного светло-серого цвета, а воздух был наполнен неприятной изморосью, словно лес забыл, что сейчас лето. Исаак потянулся протереть оконную раму, резко отпрянул, выронил тряпку, столкнулся с креслом и шумно упал. К нему тут же бросилась Сюзанна, а он сидел на полу и испуганно смотрел на свои пальцы. Исааку показалось, что они стали полупрозрачными, словно он исчезал, превращался в призрака, в туман. Такое случалось, когда собственные силы брали над ним верх.

— Что случилось с тобой, Исаак? Не ушибся ли, когда падал? — с беспокойством спросила опустившаяся рядом Сюзанна и осторожно взяла за вытянутую руку, накрыла пальцы своими.

Само присутствие Сью успокаивало, и, снова посмотрев на руку, Исаак понял, что всё в порядке. Он не исчезал, похоже, просто воображение разыгралось, но эта ситуация кое-что напомнила.

***

О склонности близняшек лунатить первым узнал именно Исаак. Тогда ещё месяц не прошёл с их прихода, кажется, только пара недель. Близняшки успели оправиться с дороги, устроиться в замке, Сюзанна сразу взяла организацию хозяйства на себя — до этого им по большей части занимались те, у кого руки доходили, «домоправителем» становиться никто не спешил. Учитывая, как молодо выглядели близняшки, никто не ожидал от Сью такой тяги к домашним делам, но не стоило и влияние осколка со счетов сбрасывать. В общем, появление близняшек сделало это место чуть более уютным и домашним, а способности Сюзанны оказались довольно полезными, ведь она успокаивала гораздо мягче, чем Фрейя. Исаак сразу заприметил Сью. Он не мог сказать, что почувствовал к ней, но хранительница была ему приятна. Симпатична.

Та ночь была неспокойной. На самом деле, в то время беспокойно было и днём, ведь не было Мастера, который сдерживал бы в это время осколки. Однако ночь всё равно была хуже: в тёмных коридорах легко навернуться, шумели души, появлялись ловушки, а осколки становились сильнее, когда властвовала луна.

Исаак нехорошо себя чувствовал и потому ушёл из комнаты, чтобы не навредить брату. Обычно они могли немного повлиять друг на друга, уравновесить нестабильные силы, но сейчас Исаак сильно сомневался в этой затее.

Кружилась голова. Или это кружился иллюзорный мир? Сейчас Исаак кое-как отличал реальность от иллюзии, с трудом ориентировался в пространстве. Он просто пытался уйти туда, где сможет переждать всплеск, никому не навредив, но перестал понимать, где находился, как только отошёл от комнаты. По коридорам замка можно было плутать очень долго… Исаак дошёл до лестницы, но не знал, куда та вела. Стены постоянно перемещались, менялись местами, изменяли свой вид, и даже протянутая к ним рука не помогала. Иллюзии казались материальными, тогда как руки — нет.