Семена войны - Жуан Ф. Сильва
– Да? – медленно откликнулся их дальней комнаты скрипучий голос, а следом вышла и его обладательница. Ее лицо было обветрено, на нем оставили след возраст и война. И даже морщины не могли скрыть шрамы, покрывавшие щеки и лоб.
– Эшоф. Рада видеть тебя снова, – сказала Гимлор.
Стоило вышедшей в магазин женщине увидеть Гимлор, Тинко и Тату, и удивленное выражение на лице сменилось радостью.
– Моя дорогая! И с тобой мой Птенчик и мое Солнышко! – Эшоф растягивала каждое слово, да и двигалась она намного медленнее, чем это помнила Гимлор. – Они теперь такие большие! Посмотри на эти лица. Они настоящие дети своей матери.
– Ах, Эшоф, они с каждым днем становятся все ху- же. – Гимлор повернулась к детям: – Что надо сказать Эшоф?
Тинко и Тата нацепили на личики свои лучшие притворно-приятные выражения.
– Нам так приятно видеть вас снова, мадам Эшоф, – затянули они.
– Что ты имеешь в виду под «становятся все хуже»? Они такие же прекрасные детишки, как и всегда.
– Лучше тебе этого не знать, – фыркнула Гимлор. – Ладно, вы двое можете идти. Я хочу поговорить с Эшоф наедине.
Тинко и Тата вышли из лачуги, а Гимлор уселась на деревянную балку:
– Уверена, ты уже слышала, почему я здесь.
Эшоф пожала плечами:
– Мельком.
– Обещаю, Эшоф, налог будет временным.
Давать таких обещаний совершенно не следовало – особенно если их трудно будет сдержать.
Эшоф покачала головой и присела напротив Гимлор на невысокий колченогий табурет.
– Я буду платить столько, сколько потребуется. Я знаю, как ты усердно работала все эти годы, дорогая. Я помню, как выглядело это место, когда мы только сюда прибыли.
Гимлор улыбнулась.
– Я тоже это помню.
– А что касается налога… Я хочу рассказать тебе историю, – сказала Эшоф. Гимлор очень не любила слушать всяческие милые истории или вести бессмысленные разговоры, но бедняжку надо было побаловать. – Что ты обо мне знаешь? Я имею в виду, о моей жизни до того, как я сюда приехала.
– Совсем немного, – признала Гимлор. Впрочем, это было неудивительно. Прибывшие оставляли свое прошлое позади. И совать нос в чужие дела никто не собирался. Каждый заслуживал уединения.
– Я родилась на далеком севере, в таком отдаленном месте, что там даже нет никакого королевства. Им управляют вожди. Фаджар. Ты слыхала о нем?
Гимлор покачала головой.
– От него мало что осталось. Когда начались войны, я была ребенком. Большинство наших воинов были убиты вместе с нашим вождем, а мои родители, забрав меня с собой, смогли бежать. Они увезли меня на юг в поисках лучшей жизни. Я помню, как, перебравшись через Семь Вершин, я впервые ощутила, как мою кожу целует теплый приятный ветер. Помню, как я впервые увидела реки, в которых можно плавать, не боясь замерзнуть. Как я узнала, что можно спать на траве. Тогда я думала, что жизнь будет иной, но я ошибалась.
Гимлор сглотнула, не смея ее прервать.
– Там тоже шла война. Королевства и лорды сражались за земли – а я понятия не имела, что ими может кто-то владеть. Я всегда думала, что земля принадлежит… ну, как бы это сказать, самой себе. Мы всегда так считали. Я не думала, что люди могут уничтожать природу. Но усадьба, где мои родители нашли работу, сгорела дотла во время пограничного спора между Гашо и Нохой. Когда это случилось, мои родители находились в конюшнях. Так я познакомилась с жизнью.
– Мне жаль это слышать.
Эшоф шикнула на нее.
– Я в одиночестве отправилась на юг. Погода там была получше. Пейзаж – красивее. Но люди, моя дорогая, были просто мерзостью. Я стала фермером – как мои родители, и прожила там несколько хороших лет. Даже нашла себе мужчину, но потом война забрала и его.
– Я никогда не знала этого, Эшоф. Мне очень жаль.
Эшоф покачала головой, как бы говоря, что она еще не закончила.
– И, хотя я не участвовала ни в какой войне, но попала в плен. Ноханцы продавали меня от лорда к лорду, как какую-то скотину, а потом решили, что я слишком стара для их нужд. Я находилась на новой войне, когда услышала об Аларкане. О новой земле. О земле, не тронутой сальными человеческими лапами. О земле, что тепла или даже горяча. Знаешь, что заставило меня отправиться сюда? Здесь не было лордов. Не было сражений. Не было войн. Я обрела покой.
Гимлор поморщилась.
– Ненадолго, – пробормотала она. Боль, испытанная Эшоф, была намного сильнее той, что чувствовала Гимлор. Могла ли она требовать деньги с этих людей. Проклятие, что я вообще творю?!
– Нет, дорогая, ты не понимаешь, – вздохнула Эшоф. – Всю свою жизнь, даже будучи рабыней, я платила налоги. И за что? За то, что я теряла всех и каждого, кто был мне дорог. Я могла умереть так много раз. На этот раз все будет по-другому. На этот раз я хочу заплатить налоги. Хочу, потому что знаю, что ты усердно трудишься ради меня, потому что я знаю, что сейчас никто не собирается использовать меня в своих интересах. Люди думают, что мне больше нечего терять, но они ошибаются. Сейчас мы все должны быть вместе, должны работать ради общей цели, ради свободы и процветания. Я на собственном опыте убедилась, к чему приводит эгоизм. Сейчас я обрела покой и свободу. И если мне придется платить налоги, чтобы сохранить все так, как оно есть, я готова сделать это, не моргнув глазом!
По щекам Гимлор текли слезы.
– Спасибо тебе, Эшоф. – Она так и не поняла, почему рыдает – то ли потому, что ей было жаль старуху, то ли по той причине, что она чувствовала себя виноватой из-за того, какой задницей пыталась быть. Как она могла даже подумать о том, чтобы красть у таких людей, как Эшоф?
Гимлор вытерла глаза и встала.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы сохранить мир.
Эшоф улыбнулась.
– Я знаю, что так и будет, дорогая. Ты настоящий боец. Ты гораздо сильнее, чем я, и сражаешься за истину. И никто не должен тебя растоптать.
Гимлор поспешила уйти. Эшоф через многое прошла, и все же она ей так доверяла. А доверие вещь столь непостоянная… Ее так легко предать. Ни Эшоф, ни кто бы то ни было еще не должны больше рисковать…
– Спасибо. Увидимся, – сказала она.
Она вышла из хижины, свернула в переулок, и ее вырвало. И лишь вытерев рот рукавом, она немного успокоилась, хотя руки все еще дрожали.
«Простите,
