Демонология Сангомара. Наследие вампиров - Штольц Евгения

— Господин, доброе утро!

Базил отвесил графу смиренный поклон, затем задержал изучающий взгляд на Уильяме, о котором был наслышан, но еще не видел. Учтиво улыбаясь, он семенящей походкой подошел к письменному столу и опустил на него кипу бумаг, извинившись:

— Прошу простить меня, что не принес вчерашний привоз, господин. Здесь и вечерние, и утренние письма.

— Хорошо, — отозвался граф. — Базил, это Уильям, наш почетный гость из Малых Вардцев. Уильям, это Базил Натифуллус, внук нашего управителя Него.

Пока Базил размышлял, стоит ли ему слегка кивнуть простолюдину, прибывшему из нищей деревни, или нужно церемонно поклониться как наследнику самого Гиффарда фон де Аверина, Уильям разрешил его затруднение. Он привстал с кресла и протянул для приветствия свою руку. Увидев этот жест равного, слуга стушевался, захлопав глазами, замер, ибо ситуация ломала весь его ход мысли. В кабинете повисло напряженное молчание. Наконец Базил неловко протянул руку и ответил мягким, неуверенным рукопожатием.

Граф с интересом наблюдал за простодушным порывом гостя и смущением своего слуги, едва заметно улыбаясь. Когда Базил откланялся и быстро исчез, он поднялся с кушетки и по-деловому заявил:

— Приступим!

Отобрав из пачки несколько самых простых писем, он положил их перед Уильямом. Затем обошел письменный стол и встал рядом — именно так он вчера нависал над Леонардом.

Филипп взглянул на исписанную бумагу. Видно, что Уилл старался, но… Воистину, вложи перо в хвост лошади — и то получилось бы приличнее! Понятно, что полуслепому старику-служителю, обучавшему мальчика грамоте в Вардах, было не до красоты букв. Но ведь с таким почерком его наивный гость искренне полагал, что сможет устроиться писарем. Граф тихо вздохнул, но вслух ничего не сказал, ибо все это было устроено им скорее из любопытства, нежели необходимости. Отправлять ответы с такими каракулями, пусть и разумные по сути, он не мог.

«Что ж, придется сажать Йеву переписывать», — решил он.

Поначалу Филипп хотел только растолковать общие принципы составления ответов, чтобы сильно не утруждать Уильяма, однако незаметно процесс увлек его самого — и он не отходил от стола до полудня. Сначала он помог составить первые письма. Граф терпеливо объяснял, какой должна быть структура ответа и исходя из чего вообще его нужно строить. К его радости, гость понимал хоть и не все из того, что пытались до него донести, но очень старался. Тогда Филипп стал отбирать из кипы отчеты от вождей поселений, где требовалось уметь складывать числа.

Со счетом проблем возникло куда меньше, чем с почерком. За это нужно было благодарить книгу «Налоги», которая хоть и безнадежно устарела, но все-таки дала базовые знания в этой области.

Впервые за долгие годы Филипп нащупал ту самую благодатную почву, посадив в которую семена, можно было получить всходы. Рыбак желал учиться, желал узнавать все новое, поэтому с радостью впитывал то, что ему рассказывали. Вспоминая же нервного Леонарда, который воспринимал попытки передать знания в управлении графством, скорее, как насилие над своей персоной, Филипп тяжело вздохнул. Попав на подобную каменистую почву, семена знаний всегда чахли, гибли, так и не взойдя. У Филиппа оставалась лишь надежда на то, что дар Гиффарда смягчит душу сына и сделает ее более проницательной.

Когда уставший, но счастливый Уильям заканчивал оформлять последние ответы, его неожиданно остановили.

— Погоди, погоди. Право же, как я сразу не заметил, — удивленно поднял брови граф. — Уильям, напиши последнее слово еще раз! Вот тут, на испорченном ответе.

— Тут?

— Да, да, тут. А, хм, вон оно что! Да ты буквы неправильно пишешь! Удивительно… Как порой можно долгое время не замечать очевидного решения проблемы.

— Как это? — не понял Уильям.

— А вот так! Скорее всего, твой учитель сам был полуграмотным, и ты, повторяя его манеру письма, научился писать неправильно. Вот, гляди. Эту букву нужно не отсюда начинать, а сверху. Как и эту. Да у тебя почти все письмо поставлено неверно!

Увидев, как Уильям безуспешно пытается вывести букву правильно, граф не выдержал. Он подался вперед, облокотившись левой рукой о его плечо, а правой взял его крепко сжатую кисть с пером в свою, чтобы помочь начертить букву. Смущенному Уильяму показалось, что он покраснел от стыда до самых пят. Его, взрослого мужчину, поймали на таких глупых ошибках, будто дитя!

На это Филипп лишь улыбнулся и отечески похлопал Уилла по плечу.

— Не волнуйся. В том, чтобы признавать и исправлять свои ошибки, нет ничего постыдного, — заверил он. — Давай я покажу тебе, как писать другие буквы, а там, глядишь, и почерк выровняется.

Пролетела еще пара часов, пока Филипп занимался переучиванием. Даже несмотря на его старания, рука Уильяма все равно подло продолжала пытаться написать все привычным способом, совершая ошибку за ошибкой. Из-за этого бедный парень то краснел, то бледнел, поддаваясь панике, что ему суждено навсегда остаться неучем. Прервала процесс обучения Йева. Одетая в простое платье цвета корицы, она заглянула в кабинет, тихонько вошла и скромно улыбнулась, как подобает примерной дочери.

— Дочь, сегодня тренировки с мастером Фраудом?

— Да, он закончил со мной. Сейчас занимается с Лео.

— Хорошо, тогда иди сюда и помоги Уильяму с прописью оставшихся букв. Как оказалось, он изначально научился писать их неверно. А я пока проведаю сына.

Граф уступил ей место и направился к двери. Он покинул бордовый кабинет, и его шаги быстро стихли. Потом и вовсе прогремел гром — и замок затрясло от основания до шпилей. Уильям вздрогнул, поражаясь суровости местных бурь, потому что в его землях погода не была столь неистова. Поглядев в окно, Йева изящным движением сняла черную ленту, обхватывающую ее волосы, — и непокорные локоны рассыпались по плечам. Она обошла сидящего в кресле Уильяма, обняла его сзади и поцеловала в шею.

— Что за тренировки? — поинтересовался он.

— Фехтование.

— Ты тренируешься с мечом? — удивился Уильям.

— А почему нет? — вкрадчиво спросила она.

— Но ты же женщина… кхм… Зачем тебе?

— Ты прямо как мой брат, — проворчала Йева, впрочем, по ее тону было понятно, что она совсем не обиделась. — Он тоже считает, что место женщины в постели или служении мужчине.

— Нет-нет, я не это имел в виду!

— А что же? — еще более вкрадчиво спросила она.

— Вы же слабые, хрупкие…

— Ох уж это офуртское воспитание, когда женщину считают за скотину или, того хуже, домашнюю утварь. Хотя и здесь такое встречается, — вздохнула Йева.

— Я не считаю женщин за скот, я всего лишь говорю, что женщина физически слабее. Какой толк от фехтования, если противником твоим будет мужчина, который сильнее тебя? Вот гляди. Способна ли женщина удержать топор на протяжении всего дня? Сможет ли нести за спиной тяжелую корзину в половину своего веса? Бадью от колодца дотащить — и то тяжесть…

Когда граф покинул кабинет, робость оставила Уильяма, и перед Йевой он обрел голос. Поэтому он продолжил горячо перечислять все женские слабости, сводя все к тому, что для женщины лучше заниматься бытом и детьми. В нем говорили прежде всего воспитание и традиции, привитые ему с детства, — другого семейного уклада он не знал. Йева же терпела, терпела, пока ее изумрудные глаза не вспыхнули негодованием. Отодвинувшись от шеи Уилла, которую она доселе оплетала руками, девушка склонилась и ухватилась за кресло. И подняла его в воздух вместе с Уильямом.

— Что?! Йева! — запричитал он. — Немедленно опусти! Ты же надорвешься!

— Нет.

Она оскалилась и победоносно опустила стул. Ножки с глухим стуком ударились о каменный пол.

— Для меня это вполне сносная тяжесть. Бадью я не смогу дотащить, видите ли… Да я могу тебя на руках таскать, если не веришь!

— Еще чего не хватало!

Он вскочил и с беспокойством посмотрел на графскую дочь. Но его встретил лишь гордый, сияющий взгляд, а сама Йева важно уперла руки в бока. Теперь уже она глядела на него с задорной горячностью, чувствуя, что одержала в споре безоговорочную победу. Оскалившись, она задорно спросила: