Демонология Сангомара. Наследие вампиров - Штольц Евгения

— Ах, милый, я пришла, чтобы побыть с тобой, — нежно прошептала она.

Леонард закрыл книгу, беспардонно отшвырнув ее в угол, и поднялся. Ему пришелся по душе влюбленный взор служанки, как она смотрела на него, любуясь и восхищаясь его статью. Настроение сразу же улучшилось. Он отвлекся ненадолго от преследовавших его тяжелых дум, и спустя минуту они с Эметтой уже лежали в постели. Однако мрачные мысли вскоре нахлынули снова, и он уже не обращал внимания на любовницу.

— Ты сегодня не в духе? — осторожно спросила служанка. Она поцеловала его в шею, принялась ласкать, надеясь задобрить.

— С чего ты решила? — раздраженно вздохнул Лео.

— Я же вижу. Ты всегда такой, когда тебе что-то не нравится. Так что случилось, милый?

— Рыбачка выпустили из темницы.

— И что в этом такого?

Леонард обиженно пересказал ей то, что произошло в кабинете, когда его показательно отчитали. На это Эметта понимающе закивала, поддерживая. У нее хорошо получалось играть на струнах его души, взывая к обостренному самолюбию.

— Не понимаю, зачем так поступать твоему отцу? Какая разница, как отвечать вождю богами забытой деревушки? — повторила она его же высказывание, умело обернув в форму вопроса.

— И я о том же! — согласился Леонард и, прислушавшись, не поднимается ли кто по ступеням, продолжил уже более тихо: — Граф править должен, а не считать количество коров в деревнях!

Эметта делано громко вздохнула:

— Твой отец так не думает, Лео. У меня вышло подслушать его разговор. Он обсуждал смену наследника…

— Что?! — Лео сильно схватил ее за запястье.

— Ай, больно, больно! Пусти!

— Что он говорил?!

— Ну, — оскалилась она в болезненной улыбке, зубки у нее были мелкие, как у мышки, — я пошла узнавать, примет ли господин граф нашего Брогмота, но когда подошла к двери, то услышала разговор. Ты же знаешь, дорогой, у меня хороший слух. Почти как у старейшин! — Она попыталась высвободить руку, но ее не отпускали, требуя ответа. Тогда она просто откинулась на подушки. — Твой отец обсуждал со стариком Него обращение Йевы в старейшину, а не тебя.

— Йеву… Слава Ямесу, что Йеву, я уж решил было… — вздохнул облегченно Леонард и отпустил ее.

— А кого еще мог выбрать твой отец?

— Кого же еще. Подумай, дура!

— Ах да… Ты про него… — Эметта потерла запястье. — Но почему ты не переживаешь за сестру?

— Она женщина! Никто не пойдет за женщиной, потому что править должен мужчина. Женщинам в этом мире уготована другая роль: либо рожать, либо служить мужчинам. Я люблю свою сестру всем сердцем, как никого другого, но в плане наследования она мне не соперница! И отец никогда не передаст ей дар Гиффарда.

— Почему тогда она остается при нем старой девой? Почему он не выдаст ее замуж? — ревниво надула губы Эметта.

— Не за кого.

— Так уж и «не за кого»! Ты свою сестру любишь, а она может оказаться куда хитрее и подлее, чем тебе кажется. Может, она не хочет выходить замуж нарочно! — Эметта ловко закинула ногу на бедро любовнику.

— Сестра не такая.

— Хорошо, — Эметта закатила глаза. — Но вдруг твой отец решит, что хочет видеть ее подле себя и дальше?

— Не решит.

— Надеюсь, ты прав. Но я за тебя так переживаю! — Эметта защебетала певучим голоском: — Ах, скорее бы суд, скорее бы я увидела тебя таким, каким ты должен быть… Я часто думаю об этом дне, когда ты станешь настоящим правителем. Не тем, что считает коров, а тем, кто правит!

— Да, да. Отец мыслит по старым лекалам.

— Но ты ими мыслить не будешь…

— Нет, — довольно осклабился Леонард. Он снова прислушался, не поднимается ли отец по лестнице. — Отцу в жизни больше заняться нечем. Привык столетиями ковыряться в своих бумагах да под хвосты коням заглядывать. Как его выучили, так и живет. Настоящий правитель должен смотреть поверх всего этого, возвышаться над чернью, покровительствовать музыке, красоте, изящным искусствам. Воспитывать в себе возвышенные чувства — вот задача истинной аристократии! Я одно время списывался с бароном Буренхау из южных земель — там все так живут уже несколько столетий…

— Да, да… они там не коров считают, — ляпнула Эметта.

Впрочем, она тут же поняла, что повторяет эту фразу непозволительно часто, поэтому следом улыбнулась своими остренькими зубками. Чтобы исправить свою оплошность, она с блестящими маслеными глазками провела пальчиками по животу своего любовника и устремилась ниже…

Лео же предался честолюбивым мечтам.

Промокшие до нитки Йева и Уильям добрались до калитки. Им нехотя открыл стражник, прячущийся под козырьком арки. С улиц давно уже исчез весь люд; ливень тарабанил по крышам Брасо-Дэнто, а потоки воды, омывающие улицы, понеслись вниз по склону, за стены.

— Похоже, в этом году осень выдастся дождливой, — стуча зубами, выдавила Йева. От холода ее трясло, а вода стекала с платья ручьями.

Вечерело. В пустом холле пламя факелов отбрасывало мрачные полутени. На стенах висели гобелены с вышитыми воронами, а через весь длинный коридор тянулась ковровая темно-зеленая дорожка. Слуги к тому времени уже закончили свою работу и впали в полудрему, которой поддаются даже вампиры, когда снаружи хлещет дождь. Именно поэтому промокшим до нитки Йеве и Уиллу, пока они поднимались по ступеням на пятый этаж, никто не встретился. Только шум их шагов разлетался легким эхом. Чувствуя эту давящую тишину, они оба молчали, пока не дошли до спален.

Там, шмыгнув носом, Йева сняла потяжелевший от воды плащ. Поблагодарив такого же промерзшего Уильяма, она схватилась за ручку двери, приоткрыла ее и заглянула в темноту. Потом с недовольным стоном стала медленно возвращаться к лестнице.

— Что случилось?

— Слуги дрова принесли, но не запалили камин…

— Всего-то камин нужно разжечь? — переспросил он и, получив кивок в ответ, добавил: — Так давай разожгу! Зачем тебе спускаться к слугам?

Йева вошла в свою спальню, оставив дверь приоткрытой. За ней тихим шагом последовал Уилл. К его удивлению, мебель здесь напоминала ту, что стояла в гостевой комнате, — заметны были одна рука мастера, одно темное дерево. Озябшими руками графская дочь закрыла гардины, утопив все во мраке, будто полагая, что этот мрак ее согреет, затем заходила из угла в угол, потирая ладошки. На камине лежало огниво, а сбоку, в углу, — принесенные слугами дрова и мелкие хвойные ветки для растопки. Все было подготовлено — оставалось лишь развести огонь. Тогда Уилл положил в камин немного тоненьких сухих веточек и зажег их огнивом. Пламя с треском занялось, недовольно зарычало оттого, что еда стала кончаться, и уже через пару минут вялый огонь стал ослабевать.

— Почему ты не подкладываешь поленья? Он сейчас потухнет, — спросила замерзшая и ничего не понимающая Йева.

— Проверял, куда пойдет дым — в комнату или дымоход.

Уильям подкинул еще веточки сосны, затем сверху крест-накрест несколько дровишек, отчего пламя довольно затрещало.

— Разве у вас в доме был дымоход?

— Нет, конечно. Зато был на постоялом дворе купца Осгода. Я с пару недель там помогал чистить его, пока из Офуртгоса не вернулся отец Линайи.

— И что же случилось?

— Погнал меня в шею, не желая видеть близко у своего дома и на постоялом дворе, — Уилл улыбнулся. — Еще и управителю постоялого двора влетело за то, что меня нанял. Так, Йева, я закончил. Доброй ночи!

Он поднялся с колен, бросил последний, полный грусти взор на раздевающуюся графскую дочь и вышел прочь. Все-таки его сковывало то, что граф обитает по соседству. Тихо прикрыв дверь, он направился в свою комнату, где тоже взялся за растопку камина, и продолжил раздумывать о словах Белого Ворона, одобрившего близость со своей дочерью. Но… Даже факт того, что про их отношения стало известно, связывал Уильяма по рукам и ногам, ложился камнем на его душу.

Горящий камин обдавал лицо и тело волнами жара, а стук капель дождя об оконное стекло медленно, но настойчиво погружал Уильяма в дремоту. Он снял с себя мокрую одежду, расправил ее и повесил сушиться, а сам, надев простые штаны и рубаху, устроился в кресле, в котором, по словам Йевы, любил сидеть сам Гиффард.