Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира
Я вытер тыльной стороной лапы липкие слезы и содрогнулся от прикосновения бородавчатой шкуры. Был только один способ узнать, как попал сюда этот луч — начать двигаться вперед и посмотреть, что произойдет. Но не ползти, нет! Это отвратительное тело не мое, хотя я и обитаю в нем. Я человек, я встану на ноги и пойду навстречу неизвестности во весь рост — ко мне вернулась прежняя решимость.
Но подняться на задние лапы и удержать равновесие оказалось не так-то просто; из-за сгорбленной спины туловище перевешивалось вперед. Я едва мог приподнять голову и видел только на несколько шагов перед собой. С трудом ворочая шеей, я попытался получше рассмотреть это тело. Горбатая спина, массивные плечи, слишком узкая поясница и бедра. Я медленно поднял лапу и с замиранием сердца потрогал лицо. Рот оказался широкой почти безгубой щелью с торчащими наружу острыми клыками. Носа не было вообще, на его месте зиял разрез, служивший ноздрей. На безволосой голове, от уха до уха колыхался зазубренный мясистый гребень. Уши были огромные, без мочек. Я был таким чудовищем, что мой вид поверг бы любого в смертельный ужас.
Балансируя широко расставленными передними лапами, я сделал один нетвердый шаг, потом — другой, словно шел по узкому мосту над пропастью. Полоса золотого света двигалась впереди меня на одном и том же расстоянии. Ободренный этим, уверенный, что меч и в таком виде — лучший талисман, я продолжал двигаться вперед.
Вперед, но куда?
Я пришел в это жуткое место, чтобы отыскать сестру. Каттея! Глядя на свое отвратительное тело, я содрогнулся при мысли, что нечто подобное могло произойти и с ней. Где я? Несомненно в каком-то запредельном мире, противном человеческому естеству.
Может быть, Черная Башня охраняет Ворота? Но вряд ли Динзиль сделал так, что Каттее никогда не вернуться в прежний мир. Если верить Лоските, он видит в Каттее средство добиться власти над неизвестными ему силами. Он не станет добровольно терять такой ключ.
Если только он не предпринял непоправимых шагов…
Остановившись, с трудом приподняв свою уродливую голову, я огляделся. Впереди не было ничего, кроме непрерывных вспышек цвета над ровной поверхностью, по которой я продвигался с таким трудом.
Эти цвета… наверное, я начал к ним привыкать: глаза болели уже меньше и не так слезились. Я стал считать вспышки и обнаружил, что они объединяются по три, по семь и по девять. В таком же порядке чередовались и сами цвета. Все, что происходило здесь, подчинялось некой магической закономерности.
Но куда мне идти?
— Каттея!
И как однажды передо мной предстали начертанными в воздухе слова, так и теперь то же самое произошло с именем сестры. Ярко-зеленое, как кольцо света, в которое превратился шарф, оно устремилось по воздуху вправо.
С трудом переставляя ноги, я двинулся следом. Имя сестры скрылось во вспышке багрового огня.
— Каттея!
И снова мысленно произнесенное имя полетело вперед. Золотой луч меча у моих ног двигался вместе со мной. Я дотронулся до зеленой полоски на лапе.
— Каттея!
Летучие, зримые мысли уносились вперед и вели меня! Но Каттея не отвечала, и мне оставалось только надеяться, что я иду к ней, а не в ловушку. Вдруг впереди, после ярко-синего сполоха, немного левее того направления, в котором летели мысли, я увидел какую-то неясную массу — тускло-красную, не затронутую постоянной игрой разноцветных отблесков. Сначала мне показалось, что это обломок скалы, потом я решил, что это какое-то грубо вытесанное древнее изваяние.
Оно сидело на четвереньках, передние лапы, зажатые между торчащими вверх коленями, упирались в камень. Голова была повернута в сторону пролетавших мимо мыслей. Это отвратительное существо было женского пола. Над коленями свисали огромные груди. Лицо было едва намечено: ни рта, ни носа — только глазные впадины. Что-то темно-красное, похожее на кровь, сочилось из них, капая и стекая на грудь и колени. Туловище было в два-три раза больше моего. От этого существа веяло такой подавленностью и отчаянием, что я совсем пал духом.
Кем бы ни было это существо когда-то, сейчас оно пребывало в заточении, и тень его страданий витала вокруг, тяжким грузом ложась мне на сердце. В ужасе я медленно пошел прочь, но дважды оглянулся: при всем своем чудовищном виде это существо всколыхнуло во мне жалость.
Обернувшись в последний раз, я с трудом поднял лапу и хотел произнести старинное пожелание покоя, которое мы на границе обращали к павшим братьям по оружию. Но из щели, служившей мне ртом, не вырвалось ни слова. Тогда я произнес эти слова мысленно:
— Земля, прими свое; вода — свое; а то, что освободилось ныне — да будет свободно и да поднимется ввысь по воле Ситри…
Последние слова появились неизвестно откуда, они не имели отношения к верованиям моего народа. Но едва возникнув в моем сознании, эти слова пронеслись по воздуху — на этот раз не зеленые, а золотистые, как меч. Они устремились к существу, плакавшему кровью, и исчезли, словно вошли в него — в лишенную лица голову и в тело.
За этим не последовало ни звука — только прокатилась мощная волна чувства, повалившая меня навзничь, словно штормовой вал. Я лежал, захлестнутый ею, изо всех сил стараясь внутренне преодолеть ее напор и остаться самим собой. Потом эта волна схлынула, и я с трудом поднялся на четвереньки Плакавшее существо распадалось на части, оседая и оползая, как необожженная глина под действием воды. Наконец оно рассыпалось окончательно, и на его месте осталась только груда красной пыли.
Весь дрожа, я неуклюже поднялся на ноги. Рядом со мной что-то лежало. Изумленный, я увидел, что луч, двигавшийся вместе со мной, принял очертания меча. Но когда я, тяжело опустившись на колено, хотел поднять меч, выяснилось, что я могу только немного подвинуть его.
Я снова поднялся во весь рост и ощутил еще одну перемену — какую-то тревогу, разлитую вокруг. Я подумал, не навлек ли я на себя, разжалобившись, какую-нибудь страшную опасность.
— Каттея!
Я двинулся дальше, стараясь переставлять лапы побыстрее и гадая, отчего изменился луч.
По воле Ситри — откуда взялись в моем сознании эти слова? А раньше, когда я сразил чудовище в темном туннеле, — к кому я взывал? К Ситри! Значит, это слово или имя наделено магической силой? Надо было проверить мою догадку. Я остановился, глядя на бесплотный золотистый меч.
— Именем Ситри! — подумал я. — Стань снова оружием в моей руке! На этот раз сокрушительной волны чувства не последовало, но по всему моему телу прошла сильная дрожь, словно что-то невидимое тряхнуло меня. Яркая вспышка света неистово заплясала по призрачному мечу, и он, засияв, больно ослепил меня. Я зажмурился и издал какой-то звериный вопль. Но когда заставил себя снова открыть глаза…
Передо мной был меч, реальный, а не луч света — тот самый меч, который я взял в склепе. Я стоял на коленях там, где застал меня приступ стариной дрожи. В третий раз потянулся к мечу — и, хоть и с трудом, сжал его в непослушной лапе. При этом мне показалось, что какая-то новая сила влилась в мое тело.
Кто такой (или что такое) Ситри? Он, определенно, имеет здесь власть. Может быть, он вернет мой прежний облик, чтобы я мог, если потребуется, защищаться мечом?
Я решил попробовать:
— Именем Ситри, да буду я человеком, как прежде…
Я ждал нового сотрясения, какого-то действия магической силы, но ничего не произошло, и человеческий облик ко мне не вернулся. Я тяжело поднялся с колен. Меч был связан с Ситри, я — нет; зря только надеялся, ничего и не могло произойти.
— Каттея!
Посланная мысль снова устремилась вперед, и я продолжал свой нескончаемый путь по этому чуждому пространству, не связанному никакими известными мне измерениями. Едва переставляя неуклюжие лапы, я все-таки продвигался вперед. Через некоторое время что-то замаячило в цветовых вспышках. На этот раз — не громадная сгорбленная фигура, а стена, отливающая ровным постоянным светом. Она состояла словно из гигантских граненых драгоценных камней, сужающимися концами уходящих в горизонтальную поверхность. В чередовании этих камней была та же система чисел: три желтых камня, семь фиолетовых, девять красных. Я приблизился, стена была выше моего роста.
Мои мысли устремились через нее — к той, которая, как я надеялся, была за стеной. Я медленно прошел вдоль стены сначала в одну, потом в другую сторону. В обоих направлениях она тянулась насколько хватало глаз. Перелезть через нее нечего было и пробовать — камни слишком гладкие, а я — слишком неповоротлив.
Я опустился на четвереньки перед одним из красных камней, все тело ныло от усталости. Казалось, моим странствиям пришел конец. В раздумье я водил лапой по мечу. На нем не было и следа рун. Прикосновение к прохладному металлу действовало успокаивающе. Я опять посмотрел на разноцветные камни.
