Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира
Останки на глазах менялись, распадаясь и рассыпаясь в прах, как плачущее существо по ту сторону стены из драгоценных камней. Я отвернулся от них и увидел, как и ожидал, возвышавшуюся на кургане Башню, ждущую меня, как до этого — ее двойник.
Эта Башня казалась еще чернее, еще отчетливее были ее очертания, превосходящие резкостью все виденное мною в этом жутком мире. Курган тоже был черный.
И снова я пошел по дороге, в которой мои лапы утопали, как в воде. Когда я достиг подножия кургана, мне не пришлось прибегать к заклинаниям, чтобы попасть внутрь — черный проем уже зиял, поджидая меня.
— Каттея! — мысленно позвал я и увидел, как имя пролетело передо мной и быстро исчезло во мраке проема.
Я сжал обеими лапами рукоять меча и, тяжело ступая, осторожно вошел в курган. Внутри мрак был не таким густым, как казался снаружи, разбавленный тусклым желтовато-серым светом, исходящим, судя по всему, от моего собственного тела. При этом освещении я разглядел пол и стены, сложенные из черных каменных плит, плотно прилегающих друг к другу. Пройдя по коридору, я вновь попал в круглое помещение; на этот раз дверей не было, в центре поднималась лестница, но в ней не заключалось ничего сверхъестественного.
Мои лапы не были приспособлены к восхождению по лестнице. Мне снова пришлось зажать меч в зубах и медленно передвигаться на четвереньках. Стоило мне пошатнуться, и я сорвался бы вниз на каменные плиты.
Наконец голова моя высунулась в отверстие, появившееся словно ниоткуда, и я попал в призрачную комнату. Здесь были призраки не живых существ, а предметов, составлявших обстановку, — бесплотные туманные тени.
Стулья, стол, уставленный склянками и колбами с коленчатыми трубками непонятного назначения, сундуки и шкафы — все это полупрозрачное, как дымка над рекой, и однако явственно видимое на фоне каменных стен. Я хотел положить лапу на стол, но она, не встретив преграды, прошла насквозь.
В этом помещении была следующая каменная лестница, шедшая не в центре, а вдоль стены, и осязаемая — в отличие от иллюзорных предметов обстановки. Я стал подниматься по ней, она была не такая крутая, как предыдущая, и я преодолевал ступеньку за ступенькой на задних лапах, опираясь о стену, чтобы не покачнуться в сторону внешнего края.
Вокруг царило безмолвие. Я старался двигаться неслышно, но мне это плохо удавалось. Даже дышал я так тяжело и с таким шумом, что уже одним этим мог выдать себя.
Выше была еще одна комната, обставленная призрачной мебелью. Здесь я увидел стол с двумя придвинутыми к нему стульями, накрытый к ужину. Против каждого стула стоял призрачный кубок и тарелка.
Я сглотнул слюну. С тех пор, как мы целую вечность назад расстались с Орсией, у меня маковой росинки во рту не было. Но лишь увидев этот стол, я вспомнил о еде, и сразу ощутил мучительный голод. Где взять пищу? Что нужно этому жабьему телу? Я невольно подумал о тех истощенных мертвецах. Может быть, они голодали в том обличье до самой гибели?
Столовая была обставлена с претензией на роскошь. На стенах висели призрачные гобелены, настолько тонкие, что я не мог различить рисунка. Бесплотные сундуки вдоль стен все были резные, как в богатом замке.
И еще одна лестница звала меня наверх. Я медленно поднимался по ней, пока мне не преградила путь крышка люка. Зажав меч в зубах, я уперся в стену и изо всех сил надавил на крышку.
Она подалась и откинулась назад с ужасающим грохотом, вдвойне оглушительным в окружающей тишине. Я поспешно протиснулся в открывшийся проем, опасаясь, что теперь уже точно выдал себя…
— Добро пожаловать, доблестный герой!
Я с трудом повернул голову.
Динзиль! Да, это был он.
Но не в образе жабообразной твари, а такой же высокий, статный и красивый, каким я видел его в Долине. От него исходили волны мощной энергии, словно внутри у него полыхал огонь — не пожирающий тело, а дающий неведомую, нечеловеческую силу.
При взгляде на него слепило глаза, слезы градом покатились по моему чудовищному лицу, но я не отвел глаза. Ненависть придает стойкости, а вся ненависть, испытанная мною прежде, была ничто в сравнении с той, что захлестнула меня сейчас.
Он стоял подбоченясь и беззвучно хохотал — как кнутом, хлеща меня презрением.
— Приветствую тебя, Кемок Трегарт из неразлучной троицы. Ты, кажется, что-то потерял? Да, но зато ведь и приобрел нечто, хотя и способное смутить твой дух и взоры тех, кто смотрел на тебя с любовью. Хочешь знать, что они увидели бы теперь? Смотри!
Он щелкнул пальцами, и тут же передо мной появилась какая-то блестящая поверхность, и я увидел то, что было теперь моим отражением. Но я не испытал того потрясения, на которое рассчитывал Динзиль — я уже знал, какие перемены произошли в моем облике.
Наверное, мое самообладание произвело на Динзиля некоторое впечатление, если его вообще могли трогать человеческие чувства.
— Говорят, — снова осклабился он, — есть такие места, где видимой в человеке становится не внешность, а его внутренняя сущность — то, что он сам создал в себе за годы своими порочными страстями и тайными желаниями — тем злом, которое он хотел бы, но не отважился совершить. Теперь ты узнаешь себя настоящего, Кемок Трегарт, перебежчик из-за гор?
Я не удостоил его ответом.
— Каттея! — мысленно позвал я.
И увидел уже не ярко-зеленое слово, а птицу — раненую, бьющую крыльями, тщетно стремящуюся к цели, не в силах преодолеть какую-то незримую преграду.
Динзиль, повернув голову, следил за ней, в его взгляде промелькнуло удивление. Он угрожающе взмахнул рукой, и птица-мысль исчезла. Динзиль снова посмотрел на меня, он больше не улыбался.
— Похоже, я недооценил тебя, мой безобразный герой. Признаться, я думал, ты оплошаешь и сгинешь на пути сюда. Значит, ты все еще надеешься найти Каттею? — он задумался, а потом громко хлопнул в ладони и снова расхохотался. — Превосходно. Герои — моя слабость. Твое упорство и преданность должны быть вознаграждены. Да и забавно будет проверить, насколько сильны ваши узы, выдержат ли они, если ты увидишь Каттею.
Он произнес какое-то слово, воздел руки над головой и резко опустил вниз. Все закружилось, я начал падать, не за что было ухватиться…
Мы стояли в круглой столовой, на полу лежала откинутая крышка люка. Комната была такой, как прежде, только вся ее призрачная обстановка стала более реальной. Поблекшие от времени гобелены мерцали драгоценными камнями и золотыми и серебряными нитями. На старинных сундуках и стульях отчетливо вырисовывалась резьба. Передо мной по-прежнему стоял Динзиль, он отвесил мне издевательский поклон:
— Рад, рад дорогому гостю. Я бы поднес тебе кубок, мой бедный герой, да боюсь, не повредило бы тебе мое вино — а вдруг ты умрешь? Нет, я этого не хочу — пока. Но что-то мы заболтались. Ты ведь пришел не просто так, ты кого-то искал?
Он повернул голову, и я, проследив за его взглядом, увидел у стены небольшой столик, по обе стороны от него на высоких консолях стояли два канделябра с горящими свечами. Над столиком висело зеркало, перед которым медленно двигался вверх-вниз усыпанный бриллиантами гребень, словно там сидел кто-то невидимый, расчесывая длинные распущенные волосы.
Я проковылял к зеркалу.
— Каттея! — вырвался у меня пронзительный мысленный зов.
Действительно ли она сидела там, невидимая для меня? Или этот движущийся гребень был просто уловкой Динзиля, желавшего меня помучить?
В зеркале появилось отражение, но это был мой собственный жабий облик, а не прекрасное лицо Каттеи.
Гребень упал на пол, из пустоты раздался крик ужаса. Динзиль, бросившись вперед, обхватил руками что-то невидимое.
Хотя все это могло быть ловким трюком…
— Каттея! — снова мысленно позвал я.
— Зло! — это был не ответ, а взрыв отвращения, я ощутил его как мощный порыв ветра, а следом за этим — слова, некоторые из них я узнал: она колдовала. Динзиль не разыгрывал меня, это могла быть только Каттея.
— Ну, конечно, зло, дорогая, — заговорил он тоном, каким успокаивают ребенка. — Это чудовище выдает себя за Кемока, который будто бы пришел за тобой. Успокойся, не трать даром свою силу, она тут не поможет.
— Каттея! — к этому мысленному зову я прибавил два слова. Если в ней осталось что-то от прежней Каттеи, она поймет: стоящий перед ней принадлежит не к темным, а к светлым силам.
— Зло! — снова как порыв ветра, на этот раз — еще сильнее. Но слов за этим не последовало. — Убери его прочь, Динзиль! — раздался из пустоты крик, и это был голос сестры. — Убери его. Я не могу на него смотреть!
— Хорошо, дорогая! — он отпустил невидимое тело и, снова воздев руки, произнес какое-то с л о в о. Все закружилось, и мы очутились в комнате с призрачной обстановкой.
— Она сделала выбор, не так ли, герой? Сейчас я тебе кое-что покажу.
