Джон Уитборн - Рим, папы и призраки

— Не дуйтесь, мастер Дроз, — утешая, сказал Адмирал. — Жизнь полна разочарований. Однако не исключено, что сегодня вы провожаете меня от одного предзнаменования к другому.

— Адмирал, — промолвил Лев X,[83] верховный (по всеобщему мнению) представитель Христа на Земле, — вы заставили нас ждать!

Солово парировал требование объяснения, истолковав фразу как простую констатацию факта… тем самым расстроив придворных, священников и гвардейцев, предвкушавших его посрамление. Им следовало бы знать, что папский следователь — скверная мишень для чьего бы то ни было остроумия.

— Если ждать долго, дождешься всего, — вежливо ответил адмирал, выбирая одну из наиболее истертых фраз из своей обширной коллекции клише.

— Но не настолько долго, черт побери! — взревел папа. — Ах! Садитесь же, каприйский… адмирал.

Солово постарался не заметить оскорбительного жеста большого пальца папы, отмечая попутно, как мало осталось от Джованни Медичи, «Золотого флорентийца», сына Лоренцо Великолепного и приятеля юных лет Микеланджело. Жизнь превратила его в Льва X, в котором, по строгому суждению адмирала, аппетит был сильнее рассудка; и даже сейчас постоянный блеск жира на подбородке напоминал об этом.

Лев выглядел нездоровым, и раздражительность его била ключом из более глубоких источников. Эффект оказался настолько глубоким, что Солово, умеренно припав к иссякающему в его душе источнику человеческой симпатии, почувствовал жалость к своему господину.

— Если бы у меня был еще хоть кто-нибудь, наделенный головой, на которую можно положиться, — проговорил папа, одновременно с воинственным пылом метнув фигу в сторону своих советников, отшатнувшихся от нее, как от пушечного ядра, — кто-то с лучшим слухом и более покорными ногами… тогда бы я мог вздохнуть. А так приходится обходиться вами, ад-ми-рал.

Солово ощутил, что для его остроумных замечаний, пожалуй, еще не время. В зале, с его точки зрения, было больше недоброжелателей, чем солнечного света. Каждый из собравшихся здесь соперников по карьере или обыкновенных личных врагов с радостью и быстротой воплотит в жизнь любое направленное против него решение папы. Кроме того, в воздухе чувствовалось нечто новое и интересное, и он предпочел не пропускать новостей. Посему адмирал улыбнулся и промолчал, и прежнее настроение папы миновало как облако.

Встревоженный Лев проявил необычную глубину мысли.

— Я видел сон… — начал папа (так рекомендовали начинать речь риторические школы, многолетние фавориты тех дней). — Он мне теперь снится все время. Сперва я решил, что всему виной огуречный бренди, но сон возвращается снова и снова. Он жжет меня, Солово. Не знаю, как, но он открыл мне, что я умру и буду в аду, если эта проблема не решится.

— И все это произошло за тот месяц, который прошел после нашей последней встречи? — спросил Солово, не в силах смириться с переменой в некогда крепком папе.

— Я таил кое-что от вас, — вяло ответил Лев, — но более не могу скрывать или игнорировать это дело. Я хочу, чтобы вы прекратили эти сны о меноре.

— И целью этих ночных посещений является возвращение указанной меноры, так я полагаю, — невозмутимо промолвил Солово.

— Да…

— И вы хотите, чтобы я сделал это от вашего лица, — продолжал Солово, наслаждаясь собственным всесилием.

— Да, — ответил Лев с холодком в голосе. — И если вы проявите дальнейшую настойчивость, я могу решить, что вы тоже присутствуете в моих снах и, быть может, направляете их. А если мне суждено прийти к подобному выводу, адмирал, едва ли этот день станет для вас счастливым.

Солово отступил с добродушным поклоном, и Лев продолжил:

— Действительно, я хочу, чтобы вы обнаружили эту реликвию, адмирал, и возвратили ее на место. Хорошо это или плохо, однако я не могу доверить кому-то другому столь безумное предприятие. Только пирату…

— Бывшему, — кротко возразил Солово, — и то в основном по папской лицензии.

— Стоику…

Адмирал стоически согласился с обвинением.

— И содомиту, как утверждают.

И снова Солово решил, что, пожалуй, лучше смолчать.

— Однако полезному, — заключил Лев. — К тому же, — он гулко хохотнул над чем-то никому неведомым, — вы получили наилучшие рекомендации от тех, кем вы восхищаетесь.

— Это вы про языческих императоров, посещавших ваши сны, так? осведомился адмирал.

Забыв про внезапное веселье, Лев X, взявшись за подлокотники престола, попытался заглянуть Солово в глаза, неизвестно что разыскивая в них.

— Просто удачная догадка, — невинным тоном сказал адмирал. — Да, ваше святейшество, я сделаю это. Судя по всему, я избран для этого дела.

Тут папа Лев махнул бездельничавшему помощнику, и Солово обнаружил, что превосходно знает его.

— Привет, Лето, — бодро окликнул он знакомца. — Так тебя не сожгли, старый жук!

Джулио Помпонио Лето, крупнейший итальянский специалист по античной филологии, бросил хмурый взгляд на адмирала из-под прямой, как меч, римской челки. Как часто бывает с родственными душами, они с Солово всем сердцем ненавидели друг друга.

— Привет, адмирал, — ответил Лето, заставляя себя улыбнуться, хотя в голосе его звенели стилеты. — Сколь приятно видеть вас снова.

— Менора! Менора! — взревел, потеряв терпение, Лев, метко нацеленной фигой попав Лето точно в затылок. — Хватит болтовни! Расскажите ему про менору, чтобы я мог вернуться к нормальной жизни. Неужели вы не знаете, что в лесу полно кабанов и оленей и все ожидают меня? Мой келарь умирает от скуки, а любовницы отвыкают от дела (так они говорят мне).

Получив подобное наставление, Лето начал.

— Менора, — проговорил он, глядя сквозь адмирала Солово и мимо него, это священный канделябр еврейского народа, унесенный из Иерусалимского храма императором Титом после падения этого города в семидесятом году нашей эры. Позже хранился в храме Юпитера на Капитолийском холме и, по всей вероятности, был святотатственно выкраден оттуда при взятии Рима готом Аларихом. Таким образом, покинув свет истории, он вошел в область легенд, и о последующей судьбе его рассказывают по-разному. А именно… и Лето начал загибать пальцы, отсчитывая возможные варианты. — Номер один: потерян в Северной Африке во время…

Но тут Солово отключил все, кроме самых ярких подробностей (выделявшихся полным отсутствием интереса в словах оратора).

Лев X, для которого история была трагедией, — о чем лучше всего забыть, — слушал с удивлением, гадая, как это студенты Лето могут слушать его, не говоря о том, чтобы спать с ним (предположительно). Он подобрал новую фигу, намереваясь поторопить события, однако по благосклонности своей передумал, опасаясь не попасть столь точно, как в прошлый раз.