Булыга Сергей - Ведьмино отродье

— О том, что я уже не брат, что я изгнан из Башни, мне объявил мастер Юрпайс. И я не имел никаких оснований не верить ему. Он обосновал это решение. Да и к тому же он ссылался на тебя, учитель.

— Да? — и Сэнтей недобро усмехнулся. — А я… Я разве, лично я, говорил тебе об этом? Я, — и он встал, резко повысил голос: — Я - это я! И то, что я тебе сейчас скажу… Я — именно я, а не какой-нибудь Юрпайс, и уж тем более не Дрэм, не Эн, не кто-либо другой! Лишь только то, что лично я тебе скажу сейчас или когда-либо потом — только это закон! И это закон не только для тебя, но для всей Башни. Запомнил?!

Рыжий подавленно молчал. Еще бы! Он в первый раз видел Сэнтея в таком гневе!

Но тот вдруг резко сел и проворчал:

— Прости, погорячился! — и опустил глаза, задумался.

Вот и опять, как это часто бывало и раньше, Сэнтей молчал, а Рыжий терпеливо ждал. Шло время. Тикали часы. Слезинка воска покатилась по свече, упала и застыла, помутнела. А вот еще одна. Еще…

Сэнтей вдруг поднял голову, сказал:

— Я знал, что все равно, чего бы они тебе там не наговорили, ты обязательно придешь ко мне. И потому не торопил, не звал тебя. Я… просто наблюдал, — он улыбнулся. — Не сам конечно же. Но те, кому это было вменено в обязанность, постоянно сообщали мне, что по ночам твое окно всегда горит. А раз горит — ты, значит, с нами, в Башне. И я был рад. И ждал. И всем другим велел ждать, ну и… по возможности… помогать тебе, чем можно, поддерживать. Но незаметно, то есть так, чтобы это никоим образом не насторожило тебя, не обидело, не отвлекло от работы… Вот только от какой работы? Как называется твой труд?

Рыжий немного помолчал, собрался с духом и ответил:

— «Трактат о Южном Континенте».

Сэнтей не удивился. Он вообще ничем не выдал своих чувств, а вновь налил себе гур-ни и, отхлебнув глоток, сказал:

— Божественный напиток! Сто сорок трав и девяносто пять кореньев. Дарует ясный ум и укрепляет память.

Рыжий прищурился, почувствовал подвох. Сэнтей же тем временем как ни в чем не бывало достал из вазы яблоко, долго рассматривал его… и положил обратно. Сказал:

— Так, говоришь, о Южном Континенте. Но на Земле, насколько мне известно, есть только один континент, Северный… — и испытующе замолчал.

— Да, — кивнул Рыжий, несколько осмелев, — да, раньше все так считали. Но я не думаю, чтобы Создатель был так нерачителен, что выделил для суши только одну шестнадцатую часть планеты.

— Мысль интересная, — кивнул Сэнтей. — И смелая. И я бы даже так сказал: весьма скандальная. Так что, я думаю, нет лучше темы для какой-нибудь дешевой развлекательной газеты или для пьяного унтер-офицерского застолья. Но приходить с таким вот… гм… известием ко мне, посвященному пятого уровня… Зачем, друг мой? Ты ведь прекрасно знаешь, что я не сплетник и не охотник до шумных сенсаций. Я — просто брат, я ученый. Я в Башне!

Теперь Сэнтей уже открыто, гневно улыбался. Ему было смешно. И в то же время его душил гнев.

— Но почему?! — воскликнул Рыжий. — Я, что ли, не прав? Или…

— Не знаю! — резко оборвал его Сэнтей. — Ты запросто, как будто о каком-то своем закадычном дружке, рассуждаешь о Создателе, о его замыслах, легко берешься их оценивать… А я так не умею. Не смею! Мне кажется, что рассуждать о том, чего нам не дано постичь, просто бессмысленно. Так, трата времени, забава для ума, и не более того. А я — ученый. Зачем ты шел ко мне? Витийствовать? Хвалиться своим смелым словом? Тогда иди в костярню. Нет денег на вино, так я их тебе дам. Не в долг, а просто так, за твои прошлые заслуги. Прямо сейчас. Вот погоди, — и с этими словами он действительно потянулся к тумбочке…

— Нет! — выдохнул Рыжий.

— Что?! — крикнул Сэнтей.

И вновь — глаза в глаза! Глаза учителя и…

Да, ведь так оно и есть. Была идея, были доказательства. А воплощение… Да, можно, запершись, сидеть у себя в комнате еще и год, и два, и три… Но так ничего и не сделать; не получится. А почему это так? Да все очень просто! Нет оппонентов, нет свежих идей, нет спора… И, значит, нет жизни. Потому ты и пришел сюда — за жизнью. Конечно, зурр предупреждал, нельзя сюда ходить, ни в коем случае. Но оставаться одному тоже нельзя! Ведь только здесь, у братьев, еще есть надежда, что кто-нибудь из них тебе поможет, что-нибудь объяснит, а то и просто натолкнет тебя на новое, нетрадиционное решение. Ведь что есть истина? Она рождается в дискуссии. А здесь как раз…

— А может быть, — опять, только теперь уже безо всякого раздражения, заговорил Сэнтей, — а может быть, я и не прав. Вот как-то сразу перебил тебя, а по-хорошему надо было бы дать тебе подробно, обстоятельно высказаться. К тому же: а вдруг у тебя есть какие-нибудь любопытные подтверждающие факты, кто знает! Но ты, я вижу, так пришел, без ничего, даже без тезисов.

Рыжий еще сильней насторожился. Смотрел на Сэнтея, гадал: хитрит он или нет? Или действительно сомневается в своей правоте? Или… Ну, Рыжий, знаешь ли, хватит тянуть! Не веришь ему — уходи. И снова запрись у себя, снова сиди ночами. Или…

И Рыжий решился.

— Есть, — сказал он, откашлялся и приосанился. — Есть некоторые факты, да, — и после недолгой паузы уже совершенно смело продолжил: — Вот первый факт — симметрия. Суть ее такова: если бы на Земле существовал только один Континент, а не два, то мир, лишившись равновесия, давно перевернулся бы. А так он стоит неподвижно. Все мы тому живые свидетели, — и Рыжий замолчал, испытующе глядя на учителя.

Тот усмехнулся и сказал:

— Понятно! Видно… М-да, сразу видно, что ты очень долго ни с кем не общался, и твоя мысль, предоставленная самой себе, с каждым днем уводила тебя все дальше и дальше от истины. То есть ошибка, допущенная в первой логической посылке, умножилась на ошибку во второй, затем в третьей, пятой, десятой — и все это в геометрической прогрессии. Ну а к чему это в итоге привело? Да к тому, что, будь сейчас с нами Юрпайс, он сразу бы изобразил стремительно ниспадающую экспоненту, которая и соответствует ходу твоих, увы, ошибочных умозаключений. Но оставим в покое Юрпайса, тем более что он был весьма несправедлив к тебе. Он вообще предвзято судит обо всем и потому за всю свою жизнь так ничего и не добился. Взять хотя бы его теорию о множестве взаимно совмещенных объемов или, как он их именует, измерений. Ведь если же такое допустить, то… Гм! Нет, мы отвлекаемся! Итак…

Сэнтей сидел, поигрывая вилкой. Да, перед Рыжим снова был тот же самый, привычный учитель — спокойный и уверенный в себе; он не спешит, он терпеливо объясняет, его определения ясны и кратки. И говорит он, как всегда, негромко и неторопливо:

— Итак, ты думаешь, что Южный Континент удерживает Землю в равновесии. Мы, то есть, наверху, а он, то есть, внизу. Красивая гипотеза… Ну а теперь скажи, где у Космоса верх, а где низ? Он, Космос, что, не везде одинаков?