Роберт Говард - КОНАН: Рожденный битве

Целый день армия продвигалась по лугам, на которых высокая трава качалась под порывами ветра. Луга пересекали многочисленные реки и ручейки. Постепенно местность шла на подъем. Впереди показалась гряда невысоких холмов, она протянулась с востока на запад, и ее предстояло преодолеть. Но это было задачей следующего дня, а сейчас хорайянское войско стало лагерем на северных склонах.

Вскоре появились полудикие горбоносые люди — местные пастухи. Они садились у костров на корточки и вполголоса сообщали новости из таинственной пустыни. То и дело из их уст звучало мрачное имя Натока. Якобы по его повелению демоны воздуха приносят в пустыню ураганы, громы и туманы, а свирепая нечисть подземного мира сотрясает ужасным ревом землю. Повинуясь его заклинаниям, прямо из воздуха рождается огонь и разрушает ворота укрепленных городов, сжигает воинов в латах, оставляя только пепел и расплавленный металл. Нет числа его воинам, их чуть ли не больше, чем песчинок в этой пустыне, а еще к нему примкнуло пять тысяч стигийцев на боевых колесницах — их привел мятежный принц Кутаман.

Все эти новости Конан выслушивал без дрожи в поджилках. Война есть война, а на его век походов и битв выпало с избытком. Вдобавок само ремесло наемного рубаки предполагает постоянный смертельный риск. С самого рождения Конана смерть была его неразлучной спутницей, шествовала рядом своей зловещей поступью, стояла за его плечом у игорных столов, стучала костлявыми пальцами по его кубкам с вином. Когда он засыпал, сморенный усталостью или хмелем, она стояла над ним чудовищной тенью в плаще с поднятым капюшоном. Но он привык не замечать ее, как не замечает король своего виночерпия или камергера. Да, рано или поздно наступит день, когда она заключит киммерийца в костлявые объятия, ну и что с того? Сейчас он жив, и это главное.

Но не все в его войске были такими бесстрашными, как он.

Конан проверил часовых и уже возвращался к своему шатру, как вдруг перед ним появилась гибкая девичья фигурка, закутанная в плащ. Девушка остановила его властным жестом.

— Принцесса? Почему ты бродишь по лагерю среди ночи? Почему не спишь в своем шатре?

— Да сон все нейдет.— Ее черные глаза прятались в тени капюшона.— Конан, мне страшно!

— Кто тебя напугал? Назови мне его, и, клянусь Кромом, он сейчас же недосчитается головы! — Широкая ладонь сдавила рукоять меча.

— Нет, Конан, я боюсь не человека,— Она содрогнулась.— А ты, Конан? Скажи, есть ли на свете то, что внушает тебе страх?

Он помолчал, задумчиво потер подбородок. Наконец признался:

— Да. Я боюсь, что меня проклянут боги.

Она снова задрожала.

— Вот и я… На мне лежит проклятие. Но не божеское — демон из Бездны пометил меня своим знаком. Каждую ночь является ко мне его кошмарная тень и нашептывает свои мерзкие, ужасные тайны. Он сулит унести меня в ад, в преисподнюю, и там сделать своей королевой. И нынче я боюсь уснуть, потому что он придет и сюда, в мой шатер, и все повторится. Конан, ты такой сильный и отважный… Побудь со мной, пожалуйста. Мне очень страшно!

Сейчас перед ним стояла не властная гордячка, а испуганный ребенок. Преследуемая сверхъестественным ужасом, она неосознанно пришла к тому, кто казался ей самым сильным,— к Конану. Раньше ее отталкивала его свирепая варварская сила, а теперь влекла к себе.

Он ничего не ответил, но накинул ей на плечи свой красный плащ. На миг железной крепости рука задержалась на узком девичьем плечике, и снова Ясмела задрожала, однако не от страха. По ней от этого прикосновения прошла горячая волна первобытной жизненной энергии, ей словно передалась толика силы Конана.

— Ложись здесь,— Он указал на свободный клочок земли. Как будто нет ничего особенного в том, что принцесса будет ночевать у лагерного костра, укрывшись воинским плащом.

Но она беспрекословно подчинилась. Он присел рядом на широкий плоский камень, положил на колени меч. На латах из синеватой стали играли сполохи костра, и сам Конан напоминал статую из железа — сгусток нечеловеческой силы, на миг застывший, но не ради отдыха, а в ожидании приказа ринуться в битву. Лицо его тоже оставалось неподвижным, но в глазах мерцало неукротимое пламя. Это был не просто варвар, это была плоть от плоти первобытной дикости, частица необузданной стихии. По его жилам бежала волчья кровь, его разум Iюлнился густой мглой северной ночи, а в сердце полыхал опии, опаленных молниями дремучих лесов.

С этими мыслями Ясмела постепенно погрузилась в сон, укутанная, словно одеялом, блаженным чувством безопасности. Непонятно откуда пришла уверенность, что этой ночью над ней не будет нависать тень с горящими очами.

Но опять принцесса очнулась от леденящего ужаса, хотя причиной его не был кошмарный сон.

Ее разбудили тихие голоса. Она открыла глаза и обнаружила, что от костра остались меркнущие угли. Похоже, близился рассвет. Она смутно различила сидящего на камне Конана, заметила синеватый блик его меча. Рядом с киммерийцем сидел на корточках какой-то человек в белом тюрбане. Ясмела сонно разглядела его горбатый нос, возбужденно блестящие глаза. Незнакомец говорил на языке шемитов, который она знала плохо. Но она, хоть и не без труда, понимала его слова.

— Конан, я правду говорю! Да отнимет Бэл мне правую руку, если я лгу! Да лишит меня Деркето воровской сметки, если я хоть что-нибудь преувеличил! И пусть меня справедливо называют королем лжецов, не стану я обманывать старого друга и подельника. Иль ты забыл, как мы с тобой промышляли воровством в Заморе, прежде чем ты сменил отмычку на меч?

Так вот, Конан, я в самом деле видел Натока. Вместе с тысячами других я простирался перед ним ниц, когда он вопил свои заклинания Сету. Но я, в отличие от других, не зарывался носом в песок. Даром, что ли, я один из лучших воров в этом мире? И зрение у меня, как у орла. Да, я рискнул посмотреть вверх и увидел, как взметнулась на ветру его вуаль… Лицо на миг оказалось открытым, и я увидел… я увидел… Да поможет мне Бэл… Конан, клянусь, я на самом деле видел! У меня в жилах застыла кровь, дыбом встали волосы. С тех нор увиденное жжет мою душу, как раскаленное железо. И понял я: не будет мне покоя, пока не удостоверюсь.

Так вот, Конан, я отправился в путь и добрался до развалин Кутхемеса, до знаменитого железного купола. И был потрясен, обнаружив открытым вход! У дверей лежала пронзенная мечом исполинская змея. Внутри купола находилось человеческое тело, так сильно скорченное, так страшно изуродованное, что я его узнал с трудом. Это был труп Шиватаса из Заморы, единственного вора в Хайбории, чье превосходство над собой я всегда признавал. Я понял, он даже не успел прикоснуться к сокровищам — они блистающими грудами лежали вокруг мертвеца. Но больше я не увидел ничего.