Никому и никогда - Loafer83
26. В твоих руках
Юля проснулась за секунду до того, как поднос взлетел к потолку, и оловянные тарелки и кружка с глухим звоном ударились об пол. Еще во сне ее предупредили, что кто-то пристально смотрит на нее, что она не одна в камере. Массивный каблук сапога смял кружку, вдавливая в пол до невыносимого хруста.
— О, я вас разбудил. Простите меня, я случайно задел поднос, — произнес невысокий мужчина в темно-коричневой форме с синими погонами. Он смотрел на нее с дружелюбной улыбкой, но за взмахами длинных черных ресниц она видела холодную злость. Он буквально завис над ней, так близко, что вот-вот вопьется длинными узкими зубами, как голодный свирепый хищник. И все это угадывалось в красивом белом лице и лучезарной улыбке.
— Я уже не спала, — Юля поспешно села, чтобы быть дальше от этого лица, от запахов крепкого табака и дешевого коньяка, перемешанного с отдушками сильных духов.
— Хорошо, а то я боялся, что потревожу вас.
Он отошел к стене, давая возможность лучше разглядеть себя. Красивый и молодой, с черными волосами, слегка длиннее, чем положено, аккуратной челкой и внимательным жаждущим взглядом. Юлю поразили его руки, больше подходившие для девушки: тонкие длинные пальцы с маникюром, покрытые бесцветным лаком, скорее худой, узкие плечи и длинные руки. Сапоги блестели, как и весь он, больше походивший на девушку. Оберег терпимо жег кожу, она понимала, что в опасности, а этот офицер смотрел прямо на него. Юля машинально запахнула куртку робы, но все было в порядке, застегнуто на все пуговицы, а она чувствует себя голой под его взглядом.
Он был немного похож на тех крашеных мальчиков с нарисованными лицами, из K-pop групп, и как она могла слушать это? Да, очень похож, даже слегка пританцовывал на месте, ловя ее заинтересованный взгляд. Воспоминания о музыке из плейлиста вернули Юлю в реальность, и она поняла, что не знает, где находится, что это за люди, и почему ее держат взаперти! До этого момента мозг старательно блокировал любые мысли и чувства, защищая психику, защищая ее. Он увидел это в ее лице, взгляд из обольстителя и высокомерного красавчика стал голодным, вот-вот и схватит добычу, дай только слабину. Подкатывала паника, сдавливая сердце и легкие. Юля с трудом сдерживалась, чтобы не выдать себя, каменея, запрещая себе хотя бы малое проявление чувств. Ему не было видно, как пот градом течет по спине, как это раздражает взбудораженную нервным напряжением кожу, как ей больно и страшно. Она едва не стала звать маму на помощь, как на соревнованиях, когда она сидела одна в окружении других девчонок, видевших друг в друге только соперниц. Но тогда и сейчас звать маму на помощь было бесполезно, почему-то эта мысль успокоила ее, и Юля стойко выдержала его взгляд, угадав в искорках злости разочарование.
— Почему меня держат взаперти? Разве я совершила преступление? — ровным спокойным голосом спросила Юля, удивляясь себе, что она так может. А внутри все дрожало от страха, и лишь пальцы, сжимаясь в кулаки, немного утилизировали эту разрушительную психическую энергию.
— Наверное, нет. Мы не можем держать человека под замком без серьезных оснований. Как выдумаете?
— Тогда я могу идти? — Юля встала и пошла к двери, где аккуратно стояли резиновые сапоги.
— Конечно, и вы сделаете это в любой момент, но только после того, как мы сможем понять, как вы здесь очутились. Вы знаете, как попали сюда? — голос его стал мягким и вкрадчивым.
— Я не знаю, — честно ответила Юля. — Думаю, что вы знаете больше меня. Расскажите, тогда я смогу вспомнить. К сожалению, я ничего не помню, — она отвернулась к сапогам, не сдержав улыбки. И как легко ей дается этот уродливый язык, таким обычно изъяснялся Жорик из их класса, готовившийся идти учиться на чиновника высшего ранга.
— Но сначала мне надо в туалет. Или это запрещено для меня?
— О, нет. Конечно же, вы можете отправлять свои физиологические потребности, когда захотите. Здесь нет санузла, к сожалению, здание слишком старое, чтобы его можно было исправить, — он взглядом раздел ее, для убедительности чуть открыв рот.
Юля покраснела от злости и стыда и, сняв сапоги, села обратно на кровать. Он сел рядом, слишком близко, чтобы это могло быть случайностью.
— Я бы мог вам помочь, устроить в гораздо лучших условиях, где бы мы могли спокойно поговорить. Как ты думаешь, ты сможешь мне понравиться? — он повалил ее и стал стягивать штаны. Когда горячие пальцы коснулись кожи на бедре, Юля вышла из ступора, отбросив панику на потом — она не забудет, выпустит страх на волю, но только не сейчас. — Не сопротивляйся, мы подружимся. Тебе понравится, всем нравится, так что ты должна радоваться, что понравилась мне.
Что произошло дальше, Юля не смогла понять. Рука его протиснулась внутрь куртки к груди, и он закричал, будто бы его ужалила змея или ударило током. Дальше действовала она, обездвижив его ударом в пах, соскочила с кровати и с разворота врезала левой ногой в голову. Офицер рухнул в непонятной позе на кровать, глаза остались открытыми, но определенно это был нокаут. Нога заболела, мышцы, не разогретые, показали фигу, ударив острой болью, переходящей в каскадный ной недовольных голосов, но Юле на это было плевать. Она понимала, что дальше будет хуже, что это просто так не сойдет с рук, но где она и кто все эти люди? Если еще кто-нибудь начнет задавать ей вопросы или лезть в трусы, она будет драться до потери пульса — лучше сдохнуть прямо здесь, а мертвой будет уже все равно, что с ней сделают.
Щитачок все видел, сомнений в этом не было. Юля посматривала на него и на дверь, ожидая, когда ворвутся охранники, как и чем она будет отбиваться. Но время шло, щитачок гудел, а никто не приходил. Она собрала посуду, попробовала разогнуть кружку, но та треснула, и Юле стало жаль ее. Не потому, что кружка была хорошая, просто старая обшарпанная вещь, а потому, что в ней, как и в тарелках, подносе хранилась частица добра этих странных женщин. По правде сказать, одна была другую смешнее, а разносчица еды и вовсе страшная, как бывают страшными колдуньи и ведьмы из детских сказок. И кто сказал, что эти сказки детские, и кто сказал, что все
