Змей сбрасывает шкуру - Ellerillen
Зато я теперь знаю где именно у меня печень… И чего он так прицепился к позвоночнику?! Мой несчастный хвост… Больно же!
Полосатый что-то зашипел, и здоровяк терпеливо перевёл:
— Не дёргайся. Прикосновения лекаря не навредят твоей чести.
Чего?
Я приподнялся на руках, поворачиваясь и глядя, как полосатый мнёт самый кончик моего несчастного хвоста. И как тут не дёргаться? Там мяса-то толком нет, косточки да связки, и их сейчас так выкручивают. И при чём тут честь?! Хотя… я вроде читал что-то такое про хвосты. Предостережение не касаться и уж тем более не наступать на самый кончик хвоста.
Шэхше тем временем едва не узлом мой несчастный хвост завязал и выдохнул что-то длинное и ругательное, наконец его отпустив. Воззрился на меня странно, после чего повернулся к шершавому и переговорил с ним.
— Линял? — перевёл вопрос змей.
— Линял, — согласился я, кивнув.
— Цвет менялся?
— Да, немного. Темнее стал, и пятнышки появились…
Шеску снова переговорили между собой, и полосатый доктор направился к двери. Я вопросительно глянул на Ис’саата, потянув к себе свою накидку. Тот задумчиво куснул губу.
— Как бы перевести… — шершавый шевельнул хвостом, в задумчивости проговаривая слова очень медленно и немного рассеянно. — Случается, что в большой кладке попадается маленькое яйцо, и, если не надрезать скорлупу, когда остальные начнут вылупляться, ребёнок может погибнуть, ибо сил у него не хватит проклюнуться самостоятельно. Такие малыши всегда мельче, слабее, болезненнее братьев и сестёр и долгое время отстают от них в развитии. И несмотря на то, что тело твоё по длине и сложению соответствует подростку, в остальном в тебе слишком много признаков такого слабого и болезненного ребёнка.
Я замер, осмысливая услышанное.
Сколько лет живу, а так вежливо и деликатно недоноском меня ещё никто не называл…
Глава 20 - о терморегуляции и языковой адаптации
Несмотря на недовольство главы каравана, задержались в городе ещё на несколько часов - Хэшхе насел на Халварда и даже к воргулам прицепился, о чём-то расспрашивая. И это при том, что мой опекун даже записи для змея приготовил - скрупулёзно документировал моё состояние, оказывается. Я немного нервничал и ёрзал, серый змей, представитель влиятельного рода Ист’мари (не раз упоминались в разнообразных записях о шеску) начинал уже понемногу звереть и раздражённо мести хвостом, а самый младший из четвёрки завис во дворе, с рассеянным видом наблюдая за перепёлками. Он ни слова не проронил за всё это время.
Наконец на целителя рыкнули и выгнали на улицу. Следом торопливо ушуршал “гадючонок”. Пора было прощаться, и от этого стало неожиданно тоскливо на душе. Привязался. Привык.
Попрощался с капитаном, пожелал волкам шерстить и не линять на их ехидные оскалы и напросился на обнимашки к Халварду.
— Не пропади там, — строго велел маг, хлопнув меня по спине. — Ты крутиться умеешь. Крутись изо всех сил.
— Не пропаду, — пообещал я и, понизив голос, прошептал: — И вы держите ухо востро. Вам воздастся. Я спрашивал.
О визите Глашатая я тогда промолчал, посчитав, что раз странное существо явилось ко мне тишком, то и нечего этим визитом светить. Но маг, кажется, что-то такое подозревал, ибо кивнул со всей серьёзностью.
Поблагодарив напоследок хозяина дома за пусть кратковременное, но гостеприимство, я выскользнул за утопленные в стене ворота и удивлённо уставился на эркшетов, которых пользовали змеи. Эти твари были ещё крупнее и шерстистее тех, что я уже видел, да и по окрасу отличались заметно. Порода?
Сёдла лежали между горбами, и с них свешивались массивные плетёные корзины на оба бока тварей. Шеску использовали их для транспортировки поклажи и собственных хвостов и сидели на зверях как-то по дамски, сложив свешивающийся хвост в свободную корзину. Ну или как лекарь с гадючонком - оба уже забрались на одного эркшета и сложили хвосты каждый в свою корзину.
Зверюги было всего три, серый восседал на своём невозмутимо, а шершавый, Ис’саата, сделал приглашающий жест в сторону своего. Я подполз ближе, настороженно принюхиваясь к меланхоличному зверю, и задрал голову, обозрев фронт работ. Потом оглянулся. Провожающие стояли в воротах, воргулы за их спинами скалились, предвкушая забавное зрелище. Фыркнув, я снял с плеча и закинул свою сумку в пустую корзину. Потом потянулся вверх, поднимаясь на хвосте и придерживаясь за корзину, ибо пошатывать начало. Рывком вскинуться - не проблема, но я решил подниматься медленно, и пришлось балансировать, что оказалось не так уж и легко…
— Ты справишься, ремешок! — зазубоскалили воргулы.
— Ещё немного!
— Хвост подтяни!
Наконец сумел перекинуть петлю тела в корзину, распёрся в ней, закрепляясь, и начал втягивать хвост. В процессе повернулся к волкам и украдкой показал подсмотренный у них же жест. Те радостно заржали-загавкали, а Халвард с тяжёлым вздохом сложил руки на груди.
Втянув наконец хвост, приподнялся и “сел” в характерную выемку в седле позади Ис’саата, стравив немного петли на другую сторону, как и он. Получилось весьма удобно, а главное - устойчиво и надёжно. И стоило мне усесться, как серый звонко прицокнул языком, и животные бодро двинулись с места. Мне казалось, при таких габаритах двигаться они должны были грузно и неторопливо, но шаг у них оказался плавный и широкий. Только и оставалось, что помахать на прощание людям… и волкам. Меньше минуты, и эркшеты свернули на широкую улицу, где и вовсе на плавную трусцу перешли, двигаясь на удивление быстро.
Шершавый оборачивался то и дело сперва, но, убедившись, что у меня всё в порядке и из седла с корзиной я вываливаться не собираюсь, успокоился. А я что, сидел да головой вертел, рассматривая с высоты остро пахнущего шерстяным ковром зверя проплывающий мимо город.
Держались широких улиц, чтобы животные не снижали хода, видимо, но потом всё равно запетляли по переулкам, ибо людской и гужевой
