На самом дальнем берегу - Урсула К. Ле Гуин
— Я теперь владею твоим именем, а значит, ты в моей власти, Верховный Маг Гед — Гед, бывший Верховным Магом, когда ты жил.
— Тебе бесполезно знать мое имя, — сказал Гед. — Ты не имеешь надо мной власти. Я живой человек. Мое тело лежит на берегу Селидора, под солнцем, на вращающейся земле. А когда то тело умрет, я буду здесь; но только именем, только тенью. Неужели ты этого не понимаешь? Неужели ты так и не понял этого — ты, кто вызывал столько теней мертвых, кто вызывал целые полчища погибших, даже господина моего Эррет-Акбе, мудрейшего из всех? Неужели ты не понимаешь, что он — даже он — теперь лишь тень, лишь имя? Его смерть не смогла нанести никакого ущерба жизни. И не причинила никакого умаления ему. Неужели ты не понимаешь, что он там, а не здесь? Здесь — ничто, здесь — пыль и тени. А там он — земля и солнечный свет, листва деревьев, полет орлов. И потому он живой. И все, кто когда-либо умерли, живы; они снова и снова возрождаются там, и этому не будет конца, и значит они никогда не умрут. Все — кроме тебя. Ибо ты не пожелал принять смерть. Ты утратил смерть, и поэтому ты утратил жизнь — ради того, чтобы спасти себя. Твое бессмертное «я». Что оно такое? Кто ты?
— Я — это я. Мое тело не истлеет никогда, никогда не умрет…
— Живое тело чувствует боль, Коб. Живое тело стареет. Оно умирает. Смерть — это цена, которую мы должны заплатить за то, что живем на свете, и живем вечно.
— Я не хочу платить эту цену! Я могу умереть в любой момент и сразу воскреснуть! Меня нельзя убить, я бессмертен. Я один останусь самим собой навсегда!
— В таком случае кто ты?
— Я — Бессмертный!
— Назови свое имя!
— Я — Король!
— Скажи мое имя! Я назвал его всего минуту назад. Скажи мое имя!
— Ты ненастоящий. У тебя нет имени. Существую я один!
— Ты существуешь без имени, без формы. Ты не можешь видеть дневного света. И тьму ты тоже не видишь. Ты продал зеленую землю, солнце и звезды ради того, чтобы спасти себя. Но и твоего «я» тоже нет. Ведь продав все, ты тем самым продал и самого себя. Ты отдал все — за ничто. А теперь ты пытаешься притянуть к себе мир, весь свет и всю жизнь, которую ты утратил, чтобы наполнить свою пустоту, свое ничтожество. Но наполнить ее невозможно. Все песни земли, все небесные звезды не смогут наполнить твою пустоту.
Голос Геда звенел, как сталь в холодной долине под горами, и слепец весь сжался от этих звуков. Но потом он поднял лицо, и тусклый звездный свет упал на него; похоже, он плакал, но слез не было, потому что не было глаз. Его рот судорожно открывался и закрывался, хватая темноту, но ни слова не произнес он, только стонал. Наконец выговорил одно слово, с трудом двигая искривленными губами:
— Жизнь…
— Я дал бы тебе жизнь, если бы мог, Коб. Но я не могу. Ты мертв. Но я могу даровать тебе смерть.
— Нет! — пронзительно взвизгнул слепец и повторил: — Нет, нет, — и поник наземь, всхлипывая, хотя щеки его оставались такими же сухими, как каменистое русло реки, по которому текла только ночь, но не вода. — Нет! Ты не сможешь! Никто не сможет освободить меня. Я смог открыть дверь между мирами, но закрыть ее не могу. Никто не сможет закрыть ее. И она уже никогда не закроется. И она тянет, тянет меня к себе. Я должен идти назад, к ней, а потом снова возвращаться сюда, в пыль и холод, в безмолвие… Она меня всасывает… всасывает… Я не могу уйти от нее и не могу ее закрыть. И она в конце концов высосет из мира весь свет. Все реки станут подобны Сухой Реке. Нет силы, способной закрыть ту дверь, которую открыл я!
В его словах и голосе слышалась странная смесь безнадежного отчаяния и мстительного злорадства, жуткого страха и тщеславной гордыни.
Гед лишь спросил:
— Где она?
— Там. Недалеко отсюда. Ты сможешь дойти. Но ничего не сможешь сделать. Не сможешь ее закрыть. Если ты даже потратишь на это дело всю свою силу, ее не хватит. Ничьей силы не хватит.
— Может быть, и так, — ответил Гед. — Ты волен выбирать отчаяние, но нам незачем следовать твоему примеру. Отведи нас туда.
Слепец обратил к ним свое лицо, на котором явно боролись страх и ненависть. Победила ненависть.
— Не отведу, — сказал он.
Тогда вперед выступил Аррен и произнес:
— Отведешь.
Слепец застыл на месте. Холодное, сумеречное молчание царства смерти, окружавшее их, казалось, сомкнулось, поглотив их слова.
— Кто ты такой? — наконец выдавил слепец.
— Мое имя — Лебаннен.
Гед сказал:
— Ты, именующий себя королем, неужели ты не узнал, кто он?
И снова Коб замер. Потом отозвался, немного задыхаясь:
— Но он же мертв. Вы оба мертвы. Вам не выбраться отсюда. Нет дороги назад. Вы попали здесь в ловушку.
И пока он это говорил, мерцание света потухло на его лице, и они услышали, как он в темноте повернулся и поспешно побежал куда-то во тьму.
— Дай мне света, господин мой! — крикнул Аррен.
И Гед, подняв свой жезл над головой, зажег белый свет, разорвавший древнюю тьму, полную скал, камней и теней, и они увидели высокую, сгорбленную фигуру слепца, который поспешно бежал, прячась за камнями, уходя вверх по руслу. Странный человек, хотя и слепой, тем не менее не колебавшийся в выборе пути. Аррен побежал за ним, сжимая в руке меч, вслед за ним спешил Гед.
Вскоре Аррен немного обогнал своего спутника, и теперь там, где он бежал, освещение было очень слабое, поскольку свет перехватывали и заслоняли валуны и повороты речного русла; но для того чтобы выбрать дорогу, Аррену вполне хватало звука шагов Коба и чувства, что он где-то впереди. Он приближался понемногу к беглецу, по мере того как дорога становилась круче. Теперь они взбирались вверх по крутой
