На самом дальнем берегу - Урсула К. Ле Гуин

При этих словах дрожь пробежала по лицу Ториона, как будто в сердце его проникла некая надежда, невыносимая и острая как меч.

— Мне не найти дороги, — сказал он. — Господин мой, я не найду дорогу.

— Может быть, и найдешь, — ответил Гед, обнял его и пошел дальше.

Торион остался позади, по-прежнему неподвижно стоя на перекрестке.

И пока они так вот шли и шли вперед, Аррену начало казаться, что здесь, в этой безвременной тьме, на самом деле нет ни «вперед», ни «назад», ни востока, ни запада и нет дорог, по которым можно куда-нибудь прийти. А есть ли здесь дорога обратно? Он вспомнил, как долго они идут и идут по склону этого холма, постоянно вниз и вниз, вне зависимости от того, куда и сколько раз они поворачивали; и в этом сумеречном городе все улицы по-прежнему ведут вниз, так что, для того чтобы вернуться к той сложенной из камня низенькой стене, им придется потом все время только подниматься и подниматься, до самой вершины холма, где, может быть, они найдут ее. Но они не поворачивали. Рука об руку они продолжали идти вниз, и Аррен уже забыл, он ли следует за Гедом или Гед следует за ним.

Они вышли из города. Потянулось то, что могло быть сельской местностью в стране, населенной неисчислимым множеством мертвых. И опять пустота и безлюдие. Ни дерева, ни колючего кустарника, ни былинки не росло на каменистой земле под незаходящими звездами.

И горизонт отсутствовал, потому что во мраке глаза видели очень недалеко; но впереди они различали над землей темную массу, над которой светились маленькие спокойные звезды, и этот черный, беззвездный силуэт, зазубренный и неровный, напоминал горную цепь. Они шли и шли, и очертания гор выступали во мраке более отчетливо: высокие остроконечные вершины, не сглаженные дождями и ветрами. Не было и снега, который мог бы мерцать в звездном свете. Вид черных вершин заставлял Аррена почувствовать себя заброшенным и безнадежно потерявшимся. Он отвернулся, чтобы не видеть их. Но он узнал эти горы, он узнавал отдельные вершины, и его глаза как бы притягивало к ним. Всякий раз, как он бросал взгляд на эти пики, он чувствовал, как на грудь ему наваливается какая-то тяжесть, холодный свинцовый груз, и он ждал, что нервы вот-вот не выдержат. Тем не менее он шел вперед, шел вниз и вниз, потому что местность по-прежнему уходила под уклон к подножию гор. Наконец Аррен заговорил:

— Господин мой, что это?..

И показал на горы, потому что не смог больше ничего выговорить пересохшими губами.

— Горы ограждают темный мир то мира света, — отвечал Гед. — Точно так же, как та каменная стена. У них нет иного названия, кроме имени Боль. Их пересекает некая дорога. Для умерших она запретна. Она не длинна. Но это трудная, горькая дорога.

— Хочу пить, — сказал Аррен, и спутник ответил ему:

— Здесь нет воды. Мертвые пьют пыль.

И они продолжали свой путь.

Аррен не помнил, сколько они еще шли, когда ему вдруг показалось, что шаги Ястреба несколько замедлились, как будто он начал колебаться. Сам Аррен больше не испытывал сомнений, хотя усталость без конца нарастала. Раз они должны идти вниз, значит, они должны идти вниз. И они продвигались дальше.

Иногда они проходили через другие селения мертвых, темные крыши которых виднелись черными углами на звездном небе, под звездами, которые вечно стояли над ними на одном и том же месте. После селений снова тянулась пустынная страна, где никто не жил и ничто не росло. И как только они выходили из селения, оно сразу пропадало в темноте. Они ничего не видели ни впереди, ни позади себя, исключая горы, которые все выше и все ближе вздымались перед ними. Справа бесформенный склон по-прежнему уходил вниз, как все время с той минуты, когда они переступили через каменную стену, — сколько часов, дней или лет тому назад, Аррен не знал и не спрашивал.

— Куда ведет эта дорога? — шепотом спросил Аррен у Геда, потому только, что ему страстно хотелось услышать звук живого голоса.

Но маг покачал головой:

— Не знаю. Тут могут быть дороги, которые вообще никуда не ведут.

В том направлении, в котором они шли, уклон вниз, казалось, становился все более пологим. Грунт под ногами скрипел и скрежетал, как вулканический пепел. Они по-прежнему шли вперед, и Аррен давно уже не думал ни о каком возвращении или о том, какой дорогой им возвращаться. Ему даже в голову не приходило остановиться, хотя он очень устал. Он попытался облегчить тяжесть, вызванную оцепенелым мраком, усталостью и ужасом, и начал думать о своем доме; но он не мог припомнить, как выглядит солнечный свет и даже лицо матери. И не оставалось ничего, как только идти и идти вперед. И он шел вперед.

Аррен ощущал, что грунт под ногами становится ровнее, а Гед рядом с ним явно заколебался. Потом он остановился. Долгий спуск закончился. Это и был конец: дальше никакой дороги, значит, не надо больше идти вперед.

Они стояли в долине у подножия Гор Боли. Под ногами были камни, вокруг валялись валуны, на ощупь шероховатые, как шлак, будто эта узкая долина была сухим руслом реки, в которой некогда текла вода; а может, это был путь огненной вулканической реки, которая давно успела остыть; в таком случае эти черные, беспощадные пики, вздымавшиеся впереди, были вулканами.

Аррен неподвижно стоял в узкой темной долине, и Гед так же неподвижно стоял рядом. Они стояли, как лишившиеся цели мертвые, глядя неподвижными глазами в темноту, в никуда, как бы утратив дар речи. Аррен думал, испытывая тоскливый страх, но не давая ему воли: «Мы зашли слишком далеко».

Но и это, казалось, уже не имело никакого значения.

Думая вслух, Гед сказал:

— Мы зашли слишком далеко, чтобы вернуться назад.

Голос его был тих, но звонкие нотки в нем не могла заглушить до конца даже безмерная сумеречная пустота, окружавшая их со всех сторон. И живые звуки заставили Аррена встряхнуться. Ведь они зашли достаточно далеко, чтобы встретиться с тем, кого искали.

И голос в темноте произнес:

— Вы зашли слишком далеко.

Аррен ответил ему всплывшей в памяти поговоркой:

— Лишь зайдя слишком далеко, можно пройти достаточно далеко.

— Вышли к Сухой Реке, — сказал голос. —