На самом дальнем берегу - Урсула К. Ле Гуин
Гед ничего не сказал. Как только они остановились, он тут же опустился на глыбу застывшей лавы и сидел, обессиленный, понурив голову.
Аррен знал, что дорога, по которой они пришли сюда, для них закрыта. Им оставалось лишь идти дальше и пройти весь путь до конца. Даже зайдя слишком далеко, они не ушли еще достаточно далеко, думал он. Он поглядел вверх, на черные пики, холодные и безмолвные среди неподвижных звезд. Ему стало страшно, и тогда в нем снова заговорил насмешливый, беспощадный голос его воли. Без всякого сострадания голос спросил: «Значит, останавливаемся на полпути, Лебаннен?»
Тогда Аррен подошел к Геду и очень ласково сказал ему:
— Нам надо идти дальше, господин мой.
Гед ничего не ответил, но встал с камня.
— Я думаю, мы должны идти через эти горы.
— Это твоя дорога, мальчик, — хриплым шепотом сказал Гед. — Тебе и выбирать путь. Помоги мне.
Так они начали подниматься в горы по склонам, усыпанным пылью и обгорелым шлаком. Аррен все время, как мог, старался помогать своему спутнику. В ущельях и ложбинах, по которым они пробирались, стояла черная тьма, и Аррену приходилось буквально нащупывать дорогу, так что ему было трудно одновременно поддерживать Геда. Простая ходьба превращалась в очень тяжелое дело, и они все время спотыкались, но, по мере того как склоны становились еще круче и им приходилось уже не столько идти, сколько взбираться и карабкаться, им пришлось совсем тяжко. Шероховатые, ледяные камни обжигали ладони, как расплавленное железо. И чем выше они взбирались, тем сильнее становился холод. Любое прикосновение к этой земле превращалось в пытку. Она была вся сожжена, как уголь, очевидно в недрах гор пылал огонь. Но воздух был холодным, нигде ни проблеска света. И ни звука. Ни ветерка. Острые камни крошились под руками и срывались из-под ног. Черные и отвесные, вздымались отроги и утесы, неожиданно обрываясь черными провалами. Где-то позади, внизу, затерялось царство смерти. Впереди, над ними, на фоне звездного неба чернели громоздящиеся друг над другом скалы и пики. И по всему бесконечному протяжению этих гор ничто, кроме двух смертных душ, не двигалось в черной тьме.
Гед то и дело спотыкался или терял опору; он был в полном изнеможении. Дышалось ему все труднее и труднее, и когда его руки, не удержавшись, срывались с камней, он вскрикивал от боли. От этих тихих криков, вернее, еле слышных стонов у Аррена замирало сердце. Он старался удерживать Геда от падений, но дорога часто становилась такой узкой, что нельзя было идти рядом, поэтому Аррену приходилось впереди выискивать опору для ног. Наконец, когда они вышли к высокому склону, который круто уходил вверх прямо к звездам, Гед, поскользнувшись в очередной раз, упал ничком и не поднялся.
— Господин мой, — сказал Аррен, опускаясь рядом с ним на колени. И позвал его по имени: — Гед!
Тот даже не шевельнулся в ответ.
Тогда Аррен взвалил его и потащил вверх по бесконечному крутому склону. Когда подъем закончился, впереди обозначился участок сравнительно ровной дороги. Аррен положил наземь свою ношу и рухнул рядом; он выдохся, его мучила боль, и все надежды в нем угасли. Потом он огляделся. Он стоял на вершине перевала, к которому он пробирался, между двумя пиками, черными и острыми. Перевал — это и был конец. Дорога обрывалась, а ровная площадка, на которой они находились, была краем обрыва: за ним простиралась лишь вечная тьма, и только маленькие неподвижные звезды виднелись в черном прогалине неба.
Но упорство выживает даже тогда, когда нет надежды. Аррен пополз вперед, как только обрел способность двигаться, и полз упрямо, но уже ни на что не надеясь. И заглянул через край пропасти во тьму. И увидел всего в нескольких футах внизу морской берег, покрытый песком цвета слоновой кости; янтарно-белые волны набегали на песок, играя и разбиваясь в пену. Дальше синело море, и за морем светилось солнце, садящееся в золотистую дымку.
Аррен оглянулся назад, во тьму. Он вернулся. Он приподнял Геда, насколько хватило сил, и с трудом побрел вперед, таща его, и брел до тех пор, пока не почувствовал, что не может сделать больше ни шагу. И тогда все перестало существовать — и жажда, и боль, и тьма, и солнечный свет, и рокот моря, и пенящиеся буруны.
13. Камень боли
огда Аррен очнулся, серый туман затянул и море, и дюны, и холмы Селидора. Где-то в тумане набегал, тихонько рокоча, прибой и с тем же рокотом откатывался назад. Начался прилив, и песчаный пляж стал намного уже, чем в тот день, когда они в первый раз пришли сюда. Крайний ряд пены уже подбирался к Геду, лежавшему ничком на песке, и лизал его откинутую левую руку. Его одежда и волосы успели промокнуть, а одежда Аррена, мокрая и заледеневшая, прилипла к телу, словно он окунулся в море. От мертвого тела Коба не осталось и следа. Может быть, волны унесли его в море. Но когда Аррен повернул голову, то увидел позади себя сквозь туман огромное и тусклое серое тело Орма Эмбара, огромную массу, похожую на разрушенную башню.Дрожа от холода, Аррен поднялся на ноги и почувствовал, что едва может стоять, потому что окоченел и ослаб; у него кружилась голова, как будто он долго пролежал без движения. Его шатало, как пьяного. Как только он смог управлять своим телом, он подошел к Геду и постарался оттащить его по песку на такое место, где его не достанут волны. Но на большее он уже был не способен. Гед показался ему очень тяжелым и очень холодным; Аррен пронес его через рубеж между смертью и жизнью, но, может быть, уже напрасно. Мальчик приложил ухо к груди Геда, но оттого, что у него самого все тело дрожало и зуб на зуб не попадал, не смог различить, бьется ли сердце мага. Он снова встал на ноги и немного потопал, пытаясь согреть их; в конце концов, по-прежнему весь дрожа и волоча ноги, как старик, он отправился разыскивать мешки, оставленные возле
