На самом дальнем берегу - Урсула К. Ле Гуин
Коб даже не пытался вырваться. Он застыл неподвижно и ждал, пока свет Геда, приближаясь, выхватывал из мрака его лицо, дряхлое и безглазое. Он лишь повернулся лицом к Аррену.
— Вот это место, — сказал он наконец, а его губы сложились в некое подобие улыбки. — Место, которое вы ищете. Видишь его? Здесь вы сможете возродиться. Все, что вам для этого нужно, — последовать за мной. И тогда вы станете бессмертными. Мы оба будем королями.
Аррен смотрел на этот сухой, темный исток, пыльное устье, место, где мертвая душа, проползая сквозь землю и тьму, возрождается, чтобы снова умереть. Сама мысль об этом казалась отвратительной, и он проговорил хрипло, борясь со смертным отвращением:
— Пусть она закроется!
— Она закроется, — сказал Гед, который, подойдя, встал рядом с ним.
Теперь от его ладоней и лица бил ослепительный свет, как будто он был звездой, упавшей на землю во тьме бесконечной ночи. Он стоял перед сухим истоком, широко разверстой дверью. Она была пуста, но глубока или нет — об этом не говорится в нашей истории. В ней не виднелось ничего, что осветил бы свет и на чем задержался бы глаз. Только пустота, но такая, через которую не могли пройти ни свет, ни тьма, ни жизнь, ни смерть. Просто ничто — дорога, которая вела в никуда.
Гед воздел вверх свои ладони и заговорил.
Аррен все еще держал Коба за руку; другую руку слепец положил на камни обрыва, высящегося перед ними, как стена. Оба стояли неподвижно, скаванные силой творимых чар.
Всем искусством, накопленным опытом долгой жизни, и всей силой яростного сердца Гед силился закрыть эту дверь и тем самым сделать мир снова целым и здоровым. И, повинуясь его голосу и велению рук, творящих образ целого, камни начали сдвигаться, волшебный свет угасал на ладонях и лице мага, потом — на тисовом жезле, пока не осталось лишь слабое мерцание. При этом умирающем свете Аррен видел, что края двери вот-вот сомкнутся.
Ладонью, приложенной к камню, слепец ощущал движение скалы, чувствовал, как она сходится; чувствовал он также искусство и мощь своего соперника и то, как они начинают иссякать, истрачиваться, выдыхаться… И вдруг он неожиданно выкрикнул:
— Нет!
Вырвавшись от Аррена, он метнулся к Геду и схватил его своей слепой, мощной хваткой. Пригибая Геда вниз всей тяжестью, он сомкнул руки на его шее и принялся душить.
Аррен поднял вверх меч Серриада и опустил клинок вниз прямо на склоненную шею под шапкой сбившихся волос.
Живой дух сохранял вес в царстве смерти, а тень его меча — свою остроту. Клинок нанес ужасную рану, разрубив позвоночник Коба. Струей ударила черная кровь, освещенная светом, исходящим от меча.
Но убивать и без того уже мертвого человека было бесполезно, ибо Коб давно был мертв, уже много лет мертв. Рана затянулась, вобрав в себя пролившуюся кровь. Слепец встал, очень высокий, и потянулся длинными нащупывающими руками к Аррену, его лицо дергалось и кривилось от бешеной ненависти, как будто лишь теперь он осознал, кто его истинный враг и соперник.
Таким жутким казалось то, как быстро он оправился от смертельного удара, как неподвластен он смерти, что эта неспособность умереть показалась Аррену ужаснее любой смерти. Яростное омерзение поднялось в душе Аррена, его охватило неистовство, и, взмахнув мечом, он снова нанес удар, изо всей силы рубанул сверху вниз. Коб рухнул с разрубленным пополам черепом, лицо залила кровь, но Аррен сразу встал над ним, чтобы ударить еще раз, не дожидаясь, пока стянет и эта рана. Он готов был рубить и рубить до тех пор, пока кто-то из них не будет убит.
Рядом с ним Гед, с усилием встав на колени, промолвил одно слово.
Услышав его голос, Аррен остановился, как будто чья-то рука схватила его руку с занесенным мечом. Слепец, уже начав подниматься, также замер. Гед встал на ноги, слегка покачиваясь. Когда он смог выпрямиться, то повернулся лицом к обрыву.
— Стань целым! — сказал он ясным голосом, концом жезла начертив поперек каменных ворот какие-то огненные линии, образовавшие некий знак; это была руна Агнен, руна Завершения, которая закрывает дороги и которую рисуют на крышках гробов. И среди камней исчез проход, пустое место. Дверь закрылась.
Земля Сухой Реки содрогнулась под их ногами, через неизменное пустое небо пронесся громовой раскат и замер вдали.
— Во имя слова, которое не будет сказано, пока не настанет конец времен, я призываю тебя, — сказал Гед. — Словом, реченным при сотворении всего сущего, отпускаю тебя. Уходи! Ты свободен!
И, склонившись на слепцом, который припал к его коленям, Гед прошептал что-то в ухо, спрятанное под свалявшимися седыми волосами.
Коб встал, медленно огляделся вокруг — на этот раз зрячими глазами. Он посмотрел на Аррена, потом на Геда. Но не произнес ни слова, лишь пристально смотрел на них темными глазами. В лице его не было больше гнева, или ненависти, или горя. Потом он медленно повернулся, пошел вниз по руслу Сухой Реки и вскоре пропал из виду.
Больше не осталось света ни в тисовом жезле, ни в лице Геда. Он стоял в темноте. Когда Аррен подошел к нему, тот ухватился за руку молодого человека, чтобы встать прямо. С минуту его сотрясали судороги сухого, бесслезного рыдания.
— Все сделано, — проговорил он. — И все кончено.
— Да, дело сделано, дорогой мой господин, — сказал Аррен. — Нам пора уходить отсюда.
— Да. Надо идти домой.
Гед выглядел так, будто был совершенно растерян, но на самом деле он просто устал. Он следовал за Арреном вниз по руслу реки, шел оступаясь и с трудом держась на ногах; медленно, будто слепой, пробирался он среди камней и валунов. Аррен вернулся к нему и пошел
