Эхо старых книг - Барбара Дэвис
– Ну хорошо. Книжное свидание. Как насчет завтрашнего вечера?
– Вообще-то можем начать прямо сегодня. Не возражаешь? Я пока не готов вешать трубку.
– Что ж, ладно. Отличный способ расслабиться перед сном.
– Как сказка на ночь, – подсказал Итан. – Правда, мне сказки никогда не помогали. Мама читала мне, когда я был маленьким, но я перебарывал сон и все просил ее продолжать.
Эшлин с радостью заметила, что в его голосе слышалась улыбка. Она отложила блокнот и ручку и откинулась на подушки.
– Как думаешь, твоя мама когда-нибудь читала книги Белль и Хеми?
– Точно не знаю, но отец наверняка их показывал. Они говорили обо всем. Никаких секретов.
– Никаких секретов, – задумчиво повторила Эшлин. – Каково это? Делиться с кем-то всем, что на душе? Мои родители не особенно любили разговаривать. Не считая ругани. А мы с Дэниелом… Скажем так, большую часть наших отношений говорил он. Из нас двоих он считался умным, а я должна была слушать и повиноваться. Самое печальное, что я так и делала в течение многих лет. Я… – Она резко остановилась. – Извини. Чрезмерные подробности.
– Нет, все в порядке. Приятно думать, что я вызываю у тебя доверие. И я понимаю, что ты имеешь в виду. Все еще пытаюсь понять, как мы с Кирстен вообще оказались вместе. Это как наблюдать крушение поезда в замедленной съемке, где один из поездов – ты сам. Мои родители поняли это с первой встречи. Увидели то, чего я в ней не видел или не хотел видеть.
– Печально.
– Ну, как говорится, я потерял годы, но приобрел мудрость. Хотя, когда ты достаточно сильно обжегся, перестаешь доверять собственному суждению. Друзья все пытались меня с кем-то знакомить, но… – наступила пауза, повисло секундное молчание. – Неужели после Дэниела никого не было?
– Нет.
– Никого за четыре года?
– Говорю же тебе, я не очень смелая.
Итан усмехнулся.
– А нужна смелость, чтобы позволить парню пригласить тебя на ужин?
– Для меня это так.
– Но читать вместе по телефону – это нормально, правда? Здесь смелости не требуется?
Настала очередь Эшлин смеяться. Они флиртуют? Трудно сказать. Разговор казался немного рискованным. Но и приятным тоже.
– Пожалуй, нет.
– Вот и славно. Тогда начинай, если ты не против. Думаю, сегодня мне лучше просто послушать.
И снова Эшлин услышала печаль в его словах. Он был потрясен, возможно, даже немного разочарован историей своей семьи, несмотря на все свое притворное безразличие.
– Хорошо. Я не против.
Она взяла с тумбочки «Навсегда и другая ложь» и открыла ее на том месте, которое заложила кусочком синей ленты. Затем снова откинулась на подушки и начала читать вслух.
Навсегда и другая ложь
(стр. 57–69)
5 декабря 1941 г. Нью-Йорк
Когда возвращаюсь домой, меня переполняет злость. Ты скрыл правду, зная, что собираешься опубликовать каждое слово, и это разрушило все, что между нами было. Однако сведения о моем отце – которые, как ты утверждаешь, правдивы, – на время затмили боль от твоего предательства.
Всю дорогу пытаюсь убедить себя, что ты лгал, сочиняя эти мерзости, что ты все выдумал, лишь бы угодить Голди. Но уже не верится. Потом вспоминаю предупреждение Сиси насчет отца – что он якобы считает нас всех шахматными фигурами и что проблемные фигуры иногда исчезают, – и понимаю, что она имела в виду маму. Ее болезнь вдобавок к еврейскому происхождению стала проблемой, поэтому отец сделал так, чтобы она исчезла – не только из дома, но и вообще из жизни.
Заглядываю в каждую комнату в поисках сестры. Она в кабинете отца, просматривает свежую почту. За его столом Сиси выглядит на удивление маленькой, особенно на фоне широкой кожаной спинки кресла. Когда я вхожу, она поднимает глаза, а затем возвращается к стопке конвертов.
Отец уехал в Бостон на очередное собрание комитета, но его присутствие ощущается повсюду. Запахи сигар, лаймового тоника для волос, дорогого выдержанного коньяка, который он подает своим друзьям, витают в воздухе, ощутимые и слегка нервирующие.
Во рту внезапно пересохло. По пути обратно я продумывала, какие вопросы задам, но теперь, когда я стою перед сестрой, слова застревают у меня в горле. В конце концов я выпаливаю:
– И давно ты знала, что наша мать была еврейкой?
Руки Сиси замирают, и она резко вскидывает голову.
– Что?
– Еврейкой! – повторяю я решительно. – Как давно ты знала, что наша мать была еврейкой?
Она глазами указывает на открытую дверь.
– Ради всего святого, тише!
По ее очевидной панике все сразу становится ясно.
– Ответь на вопрос.
Сиси с притворным спокойствием берет следующий конверт и одним четким движением разрезает его специальным серебряным ножиком. Неторопливо достает содержимое, просматривает страницу. Наконец откладывает письмо в сторону и снова поднимает взгляд.
– Кто тебе сказал?
– Это не ответ.
– Не ответ. Но я спрошу еще раз: кто тебе сказал?
– Это не имеет значения.
– О, как раз наоборот. Дай угадаю. – В ее тоне чувствуется намек на улыбку, и это меня настораживает. – Это твой приятель из газеты «Уикли ревью», так ведь? С которым ты в последнее время так сблизилась?
Она пытается отвлечь меня от разговора и перейти в оборону.
– Так ты даже не станешь отрицать?
Она кивает, словно я подтвердила ее мысль.
– Ты, судя по всему, тоже.
– Тебе известно, что именно поэтому отец отослал ее из дома? Потому что ему было стыдно за ее… происхождение.
Даже произносить такое неприятно, но ведь как раз в этом и обвиняют отца.
Сиси чопорно складывает руки на столе.
– Он стыдился ее, поскольку она поставила его в неловкое положение перед друзьями.
– Она была больна.
– Она была слаба!
Вот оно. Подтверждение, которого я ждала.
– Однажды ты сказала, что отец избавляется от ненужных шахматных фигур. Ты ведь говорила о маме? Это она стала для него проблемной фигурой.
Сиси вздыхает, затем расправляет плечи.
– Ты же знаешь, какой она была. В тот вечер ты сама все видела и слышала. Как и все гости. Она орала и ругалась, как безумная. Разве мог он терпеть ее истерики? Вот и пришлось ее отослать.
– А несчастный случай? – продолжаю я. – Из-за которого она умерла?
– О чем ты?
– Некоторые считают, что это вовсе не была случайность. – Я перевожу дыхание, не уверенная, что сумею проговорить остальное вслух. Как только я это скажу, пути назад не будет. Но нужно идти до конца, я должна увидеть ее реакцию. – Говорят, одному человеку заплатили за то, чтобы он подбросил нож в ее палату.
Сиси смотрит на меня в ужасе.
– Не говори глупостей!
Как ни странно, при виде ее испуганного лица мне становится легче.
– Так ты не знала.
– Чего я не знала? Что за ерунду ты несешь.
– Разве? – смотрю на сестру, подмечая ее нервный взгляд и напряженную позу. – А вот я думаю, это не ерунда. И, полагаю, ты сама уже поняла. Она умерла совсем не так, как нам говорили, Сиси. Никакой это не несчастный случай.
Ей очень хочется все отрицать, отвергнуть как невозможное, и я практически
