В. Бирюк - Догонялки

Поэтому мы, здешние «сухоносые обезьяны», очень заинтересованы в клюкве мочёной. Даже больше, чем в «клюкве развесистой». А уж как заинтересованы некоторые из нас, которые от холода и сырости уже совсем «мокроносые обезьяны»!

Местные тоже сперва хихикали:

— А боярич-то того… Заленился… Сбёг от рыбки потрошения… По ягодки собрался, быдто дитё мало…

— Да не… Это не с лености, это — с блудливости. Девок выглядает. Ну… эта… с которыми побаловаться… хи-хи-хи…

На «Святой Руси» практически каждое занятие предназначено для конкретной поло-возрастной группы. Взрослые мужчины и женщины почти никогда не собирают грибы и ягоды — другие дела есть, несерьёзно это. Девчонки не ходят на речку с удочками. А мальчишки — с лукошками по лесу. Как всегда — бывают исключения. Не с кем пятилетнего малыша дома оставить и старшая сестра тянет братишку в лес с подружками на ягодник. Дети ещё не выросли, а малина в хозяйстве нужна — и хозяйка сама в малинник побежала. С медведями конкурировать.

Из-за неприятия туземцами нового инструмента, я раздал сделанные два экземпляра своим рабыням. Им-то — не отвертеться. «Хозяин — барин» — русская народная мудрость. Но возможность девкинского саботажа — предполагал. Поэтому, когда к месту, где мы снова растягивали сеть на гусей, прибежал младшенький голядина с криком:

— Йусу Елитса атейо невейкиа! я решил, что девки, Елица с Трифеной, поломали или потеряли инструменты.

Щёлкнул малька по лбу, чтоб не забывал добавлять «Господин», вытер ему сопли рукавом его же рубахи, накрутил ухо, чтобы говорил по-русски, и пошёл себе не спеша на подворье.

Елица, раскрасневшаяся, без платка, растрёпанная и битая — синяк под глазом и губа уже опухла, сидела в поварне в окружении Домны. Именно, что в окружении. Припав к обширной груди моей поварихи, она рыдала в её объятиях. Мрачный взгляд Домны мгновенно избавил меня от иллюзий мелочности пришествия. Ну что, блин, у них опять?!

— Соку клюквенного налить, боярич?

Ежели так издалека, то… совсем скверно. При упоминании о клюквенном соке, Елица зарыдала ещё пуще. Чисто автоматически погладил девку по головке, по плечику. Вспомнив о её специфической реакции на мужское прикосновение, я, было, отдёрнул руку. Но девка ухватила её, воткнулась в ладонь лицом, прижала к столу и принялась бурно поливать слезами, сопровождая процесс соответствующими бессвязными жалобными звуками. Пришлось сесть за стол, принять другой рукой кружку от Домны, и ждать. Женщины… они такие. Пока не справятся с эмоциями — никакой информации. Даже если они ещё не вполне женщины. Зато уж потом…

Мои переживания от всего этого… от ощущения неизвестной, но, безусловно, глобальной катастрофы… Ну кому это интересно? Потерпи, Ванёк, ты же у нас мужик, тебе же положено терпеть. Женщин. Вот сейчас сопли все вытекут, запас слёз закончится, и мы узнаем… «что день грядущий нам готовит». Какую именно подлянку, приготовленную окружающим миром, мне предстоит «вкушать» сегодня на ужин.

Наконец, девка начала просто икать. Домна подступила к ней со здоровенной кружкой холодной воды и заставила пить крест-накрест, то поднося ко рту, то отодвигая и поворачивая кружку, с приговором:

«Икота, икотаИди на Акима,С Акима на Якова,С Якова на всякого»

Приговор этот мне знаком ещё по 20 веку: жена так у дочки икоту останавливала. Только здесь местный, явно адаптированный под наши Рябиновские реалии, вариант. В оригинале должно быть «иди на Федота». И в рифму — точнее получается. Но цель приговора — концентрация внимания икателя на посторонних предметах. А местный владетель со своим верным слугой… ну что ещё может быть более посторонним при безудержной икоте?

Наконец, рефлекторные содрогания затихли, и я получил содержательную информацию. Катастрофа выглядела не настолько глобальной. Как всегда: ожидание неизвестной неприятности рисует нам картину более страшную, чем на самом деле. А так-то… Всего-то делов: Трифену украли. Ё! Мда…

Эка невидаль: здесь постоянно воруют детей, девок и молодых баб. Нехорошо, конечно, но что поделаешь — «Святая Русь», дикое средневековье, предки — одним словом.

О повседневности, рутинности покражи рабынь и рабов свидетельствует тщательность, с которой в «Русской Правде» прописана такая ситуация. Тщательнее чем, например, кража скота. Глубокая и всесторонняя проработанность вопроса говорит о частоте и распространённости данного преступления. И о некоторых странностях «борьбы с преступностью»: порядок поиска украденного «до третьей руки» — третий владелец краденного, даже если он был «добросовестным приобретателем», считается виноватым и обязанным компенсировать убытки из своего имущества. О виро-обложении, при котором потерпевшему просто возвращается краденное двуногое имущество, а штраф идёт в княжескую казну. О возможной замене и условии эквивалентности. Эквивалентность устанавливается на уровне половой принадлежности: украли робу — отдай робу, украли холопа — отдай холопа. А как звать, сколько лет, есть ли семья-дети… О том, что украденная рабыня стоит в два раза дороже мёртвой. Поэтому, при возникновении предчувствия провала, преступникам дешевле убить женщину, чем живой вернуть её правообладателю.

Между тем, Елица, запинаясь на каждом слове, изложила суть проблемы.

С утра Мара послал обеих девочек за клюквой. Те полазили по луговой «тарелке» — там есть несколько мест, где достаточно сыро для ягоды. Но «хапалки» позволяют быстрее очищать территорию. Возвращаться раньше времени не хотелось — Мара бездельничать не даёт, выдаст новый урок. Девушки нагрузили всё собранное на приданного им в качестве носильщика и защитника «мусорного куча», которому я мозги сотряхнул. Но не вышиб же совсем! Мозги его уже разложились по своим полочкам, ходить уже может. Парня отправили на заимку, а сами ягодо-сборщицы решили пройтись ещё по ягодникам вдоль реки. Должна же там тоже быть ягода. Или грибы…

В приречном осиннике они набрали кучу подосиновиков, спустились к воде, чтобы перебрать грибы да напиться — время уже дошло до полудня, и малость вздремнули на последнем тёплом осеннем солнышке.

Пробуждение было резким: им заткнули рты и схватили за руки. То ли — Елица спала более чутко, то ли — её реакция при пробуждении была более резкой, а, вернее всего, её похитители были более бестолковыми, но она ухитрилась вырваться. Вопя, в истерике от хватающих её мужиков, она подхватила с земли ножик, ибо ни один грибник в лес без ножика не ходит, и, достаточно успешно размахивая им во все стороны, судя по следам крови на лезвии, убежала вглубь леса. Её пытались догнать, но не сумели.