В. Бирюк - Догонялки
Над плясками, частушками, над смехом и пламенем — огромное чёрное небо. Очень чёткий, крупный рисунок созвездий. А вот и Большая Медведица. Как тогда. Ровно год назад я лежал связанным в дровнях. Смотрел вверх и видел такое же небо. Меня везли на казнь, меня везли по «Святой Руси», меня везли в 12 веке. А я ничего этого не понимал! Даже представить себе не мог. Господи! Какой же я был глупый! Совершенно не… от мира сего. От этого мира — совсем. Сколько же всякого разного обрушилось на мою бедную голову за этот год! На мою душу. В памяти всплывали картинки столь недавнего прошлого. Юлька, плачущая над моими зубами, расширяющиеся зрачки Хотенея, обнаружившего под платьем мою голую кожу, остановившиеся зрачки Фатимы, возмечтавшей меня убить. Заплывшие, после изнасилования и комаров, глаза Марьяши. Тоскливо-внимательные глаза смоленской княжны. Остекленевшие, чудовищно расширенные глаза Елнинского «россомаха». Глаза Фанга сквозь полотна бинтов, когда он рассказывал о древней руси. Затуманенные глаза Трифены после «посещения царства божьего»… Глаза, в которые я смотрел. Глаза, которые смотрели в меня. «Бездомный в бездомных»…
Я хмыкнул про себя. Можно сказать, что я вышел на второй уровень. Как в какой-нибудь компьютерной игре. Боже мой! Когда-то были компьютерные игры, стрелялки, бродилки… Какой-то совершенно чужой для меня теперь мир.
А здесь… Здесь не уровни, здесь, как в аду — круги. Первый был у Юльки в избушке. Где с меня слезла кожа. Где я был просто истекающим гноем куском мяса. Выжил, дорос до уровня хомосапиенса «не-дохлус вульгарис».
Потом был второй, в Киеве. «Орудие говорящее», рабёныш-игрушка. Там я тоже много чего потерял. «Первая брачная ночь лишает невинности и избавляет от иллюзий» — русская народная мудрость. Но кое-что — осталось. Не только жизнь, но и мозги, и свобода.
Был и третий круг. Квест Буратины. Не столь уже наглого и самоуверенного, но ещё вполне глупого, «деревянного». Беглый холоп. Отброс из отбросов. Буратино убегающий — кукла взбесившаяся. Убежал, добежал, спрятался.
Попал в «четвёртый круг». Снова другой социальный статус, иное душевное состояние. Есть семья. Хоть я им и ублюдок. Есть команда. Хотя я им… сопляк-колдун? «Мудрый ребёнок»? Главное — есть люди, которых я называю «своими». И которые так же думают обо мне.
Этот мир уже не пытается меня постоянно уничтожить. Только — изредка. Но жить здесь уже можно. В этот «круге» этой моей второй жизни. Всё становиться понятнее, устойчивее, спокойнее. Меньше героизму — больше толку.
В наступающем году будет «пятый круг» — «боярский сын Иван Акимович Рябина»… Звучит. Доведу до ума вотчину, соберём боярскую дружину «установленного образца», Аким получит боярскую грамоту, цепь и шапку. Будем являться на ежегодные сборы «конно, людно и оружно». Нести «государеву службу» и аккуратненько уклоняться от неё — у меня и своих дел по горло. Буду жить-поживать, да добра наживать. Как в конце каждой доброй сказки.
Я представлял себе свой здешний жизненный путь с избами и печками, школой и зоной, с текстильной мануфактурой и производством колёсной мази. С грядущим боярством Акима и соответствующей боярской дружиной. Строил планы и прикидывал необходимые ресурсы. Но где-то глубоко внутри уже сидело воспринятое здесь, в «Святой Руси» чувство: «Человек — предполагает, а Господь — располагает». Так что, Ивашка-попадашка — «Будь готов!», и по песне: «а что-то тебя найдёт».
Зря я так расслабился: в открытом люке крыши бесшумно возникла тень. Пошмурыжила носом и голосом Долбонлава сообщила:
— Тама… эта… болялин кличет… Вот.
«Глас судьбы». Интересно, «труба архангела» со столь мощным «фефектом фикции» — ещё кому-нибудь доставалась? Или такое счастье — только для меня?
Спускаясь по лестнице за Долбонлавом я ещё тешил себя надеждой, что Аким скажет мне что-нибудь доброе, ласковое. Рождество же! Так не хотелось расставаться с этим моментом покоя, ощущением какого-то детского светлого счастья, мирной радости. Но внутренний голос, особенно циничный по контрасту со святочным покоем окружающей среды, шепнул мне:
— Эта… ну… Ё! И «Ё» — будет неоднократно.
Я, некстати, вспомнил, что в аду — 9 кругов. Есть ещё куда…
— Конец тридцатой второй части(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});