Ник Перумов - Боргильдова битва

Он терпеливо ждал и дождался.

…В свой черёд до него добрались эльфы этого мира. Наивные, с широко раскрытыми глазами, жадно впитывающие всё. Но уже познавшие страх — они с трепетом, озираясь, шёпотом рассказывали о Тёмном Охотнике, о его слугах, об исчезающих без следа друзьях и сородичах.

— Кто ты? — спрашивали они и были готовы верить.

Готовы верить. Это казалось таким… странным.

Наивны. Беззащитны. Полны девственной, нерастраченной силы, которую они даже не осознают сами. Именно то, что нужно.

…Им выпадала трудная дорога. Отцу Дружин не нужны слабые и робкие, не готовые рисковать и идти за окоём. Но сперва следовало завоевать их доверие, настоящее, неподдельное, прочное. И потому Старый Хрофт учил. Учил по-настоящему, не скрывая и не хитря, не заманивая пустыми обещаниями и не вешая морковку перед носом.

(Комментарий Хедина: а цель? Чем всё это должно было закончиться? Непобедимым воинством? Или Старый Хрофт написал (и вручил мне) всё это, чтобы показать, как он решил в конце концов то, что решил? Ибо сильно подозреваю, что являюсь первым — и единственным — читателем сего труда.)

…Нет, сильные мира того о нём не забыли. Наведывались время от времени, как же иначе. Надменный Охотник — тот самый, с дивным серебристым конём о золотых копытах — появлялся чаще всех, но разговора не получалось. Слушать его речи о войне с врагом (несомненно, Великим и Чёрным) было скучно, спорить — не имело смыла.

Но, кроме Охотника, стал «захаживать» — иного слова и не подберёшь! — Кователь. Этот Старому Хрофту нравился. Был он жаден до нового, по-хорошему любопытен, и ещё совсем не ощущалось в нём той самой гордыни, которой прямо-таки исходил Охотник.

Мы, сражающиеся с отродьем тьмы…

Мы, стоящие на страже добра и света…

Мы, последняя надежда тех, кто слаб и не может сам постоять за себя…

И всё это было правдой.

Отец Дружин не спорил. Зачем, для чего? Война стала для Охотника средоточием, смыслом бытия; Старый Хрофт и помыслить не мог, что эти прекрасные обликом, но холодные создания, пощажённые — или просто не замеченные? — Молодыми Богами станут сражаться на его стороне. У них уже имелась своя война и никакой другой они не желали.

Что ж, по крайней мере, это честно.

Кователь же Старому Хрофту нравился. Было в нём что-то от Тора, неуёмная жажда нового, неведомого, неизвестного; другое дело, что отрадой рыжебородого аса были как раз битвы, Кователь же к войнам и сражениям относился с прохладцей, почитая их злом, хотя порой и необходимым.

— Что ты хочешь делать с эльфами? Которых учишь? — спросил как-то Кователь, с непроницаемым лицом наблюдая, как Отец Дружин заканчивал урок. На наковальне остался сверкать ослепительным огнём драгоценный камень размером с кулак; или, что вернее, остался сверкать некий предмет, очень напоминающий драгоценный камень размером с кулак.

— Я? Ничего не хочу. Просто помогаю.

Кователь покачал головой.

— В твоих словах мало правды, мастер Хрофт.

Отец Дружин молча пожал плечами. После Боргильдова поля никому не позволено учить его, что хорошо, а что плохо.

— Ты позовёшь их с собой, на войну?

Надо же, какой сообразительный.

— У меня нет никакой власти в этом мире, — сухо сказал Отец Дружин. — У меня нет власти над теми, кто здесь живёт. Поэтому вопрос твой лишён смысла, Кователь.

— Великий Враг тоже «никого не заставляет».

— Неправда. Он похищает эльфов, изменяет их чарами. Я не занимаюсь ничем подобным.

— Откуда мне знать? — Кователь сердито пожал плечами. — Ты нездешний. Сила твоя не от нашего творца. Какие заклятия ты можешь сплести, не знает даже Светлая.

— Подозрения — первый шаг во тьму, разве не ты говорил мне это?

— Знаю! — с мукой выкрикнул Кователь. Отец Дружин усмехнулся про себя — ваша война по сравнению с Боргильдовым полем — поистине детские забавы. Вот и срываешься, кричишь, точно девка. — Но всё равно — как можешь ты подбивать их, верящих тебе, как можешь ты склонять их…

— Уймись, — жёстко и негромко сказал Старый Хрофт. — Охотнику или той же Светлой я бы не ответил. Тебе — скажу. Новые хозяева Упорядоченного вас не тронули. Почему, отчего — не знаю. Само собой, не знаю, надолго ли ваши мир и покой. Но…

— Какое Упорядоченное? — не понял Кователь.

— Я так называю Тьму Внешнюю, ту, где лежат бесчисленные звёзды.

— Какие хозяева? Те, от которых тебе пришлось бежать? Но наш Творец всесилен, Он один…

Старый Хрофт не стал спорить. Для здешних богов не существует ничего за пределами их собственного мира.

— Я знаю, что есть силы, помимо вашего Творца. И знаю, насколько они могущественны, потому что убедился в этом на собственной шкуре. Они наступают, всюду устанавливая свои порядки и свою власть…

(Комментарий Хедина: в тот момент Старый Хрофт ещё не мог знать в деталях, что же делают Молодые Боги, как распоряжаются доставшейся им добычей.)

— Настанет день, когда они придут и сюда, в ваш тихий мирок. И тогда ты вспомнишь мои слова, Кователь, но будет уже слишком поздно. Я хочу дать тем, кто живёт здесь помимо тебя и твоих сородичей, их собственный шанс.

(Комментарий Хедина: интересно, оправдались ли предсказания Отца Дружин? В конце концов, далеко не все Древние Боги пали от руки Ямерта и его родичей, немало уцелело.)

— Нет и не может быть никакого «шанса», помимо воли Творца! — возопил Кователь. — Он запечатлел навеки наш путь, и даже если он дал волю Чёрному Врагу, то лишь по своей беспримерной доброте!

— Может быть, — не стал спорить Отец Дружин. — Если ты прав — вам ничто не угрожает, кроме лишь этого твоего Врага, вашего же собрата. Что бы я ни предпринял — значения иметь не будет. А вот если представить, что всё-таки прав…

Кователь смущённо почесал затылок. Он был добр и старался оставаться справедливым — так, как он это понимал.

— Если свободная воля настолько священна, — продолжал Старый Хрофт, — то не мешай всем поступать по своей собственной. Мне. Остальным. Если ты решил, что меня надо остановить — останови, попытайся. Потому что я не говорю ни слова неправды.

— Враг тоже умел искусно прятать ложь, — проворчал Кователь. — И умел сплетать её с правдой. Но я вижу, что в тебе нет зла, Высокий. Жестокость есть, а зла нету.

— Спасибо и на том, — обронил Отец Дружин.

— И познания твои поистине обширны… даже я многое почерпнул у тебя… Другие говорят о тебе разное, но я не верю в худое…

— И правильно, — кивнул Старый Хрофт. — Потому что от меня Силам здешнего мира не проистечёт никакого вреда.