Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике

Меня выколачивала ненависть, и, глядя прямо в лицо Хуану, я четко выговорил:

– А вам, коллега, только полезно побегать по пещерам жирок растрясти…

Хуан метнулся ко мне, но мне удалось не просто уклониться, но нанести удар, к тому же Хуан поскользнулся в луже, набрызганной Паулем.

Я прижался к стене, Хуан хлопнулся на пол.

"Молчи, – что-то шепнуло мне, – молчи", – но меня несло.

– Видите, коллега, – сказал я, – подтерли лужу как раз вами, а не мной. Обратите внимание на ваши брюки.

И тут рассмеялся Мишель.

– Э, – сказал он, – Хуан, Одноглазый, конечно, борзой, но ты тоже раньше времени кулаками стал махать. Сходи к Наркулу – пусть новое х/б выдаст, а то смердишь, как обсикавшийся пудель, бледный вид и мокрые ноги. Иди, иди.

– Мразь, – с удовольствием выговорил Хуан, обращаясь ко мне, – я тебя сегодня затопчу.

Я сжал кулаки, чуть наклонился вперед.

– Переоденьтесь, – вежливо посоветовал я Хуану, – вы испачкались.

– Ат… – Хуан проглотил ругательство, повернулся и вышел вон.

Мишель был настроен вполне благодушно.

– Одноглазый, – сказал он мне, – че ты выставился, как боксер на ринге? Ты че, всерьез обороняться думаешь? Тут другая стойка нужна – спрятать голову, вот так. – Мишель заслонился руками, – и подставлять бока и задницу… Но до этого, я думаю, дело не дойдет. Ты нам лучше сразу скажи, кто Фарамунду набрякал?

– Так он тебе и скажет, – усмехнулся Пауль.

Эта усмешка меня и взорвала.

Если Пауль думал, рассчитывал разозлить меня, то он попал в точку.

– Да, – заорал я, – да! Это я позвонил Фарамунду, потому что и Катя, и Коля, и еще один, умерший, погибший, наглотавшийся яду,в меня, в меня вкаченного яду – все спасли меня, вылечили, а вы, вы все, вы хуже драконов, хуже зверей…

– Конечно, хуже, – улыбнулся Пауль, – а ты не знал? Раз мы их убиваем, то мы их – хуже… И зовут нас – "отпетые"… Хуже нас никого нету, только "вонючки". Мы – люди, предназначенные убивать, а что и кто может быть хуже людей-убийц?

– Погоди, Пауль, – помрачнел Мишель, – ты наболтал тут нивесть чего… На хрена все это нужно, что ты тут наболтал? Одноглазый, ты что ли стуканул?

– Я, – просто ответил я.

– Тэк-с, – сказал вошедший в сортир Хуан, – следствие завершилось успешно? Подследственный раскололся? Чистосердечное признание облегчает вину, и следствие мяяягко переходит в суд, а суд – в приговор и в исполнение приговора.

В сортир заглянул Наркул.

– Эй, Мишель, – сказал он, – если кто еще обрызгается, я вставать не буду…

– Пшел! – гаркнул Мишель.

Наркул исчез.

– Как вы считаете, – церемонно обратился к Мишелю Хуан, – какова мера пресечения преступного деяния? Может быть, просто немного отпиздить?

Мишель посмотрел на меня и буркнул:

– Нет. Одноглазый парень хороший, с завихрениями, но хороший. Миску моего дерьма пожрет – и финита. А дальше пусть чистит сортир. У Одноглазого то, что случилось, не повторится. Верно, Одноглазый?

Я молчал. Я соображал. Мишель был единственной моей защитой. Вроде бы ко мне неплохо относился Валентин Аскерханович.

"Надо есть, – подумал я, – ничего не поделаешь, ничего не попишешь – надо есть".

– Так вы, балагуря, – сказал Пауль, – станете вроде как побратимы?

– Побратимы, – заметил Хуан, – это если бриганд своей кровью свое… обрызгает. Но он не обрызгает. Верно, бриганд?

– Не болтай, – лениво ответил Мишель, – лучше сходи за миской.

– Что, – поинтересовался Пауль, – каловые массы уже сформировались и готовы идти на приступ?

– Хуан, – не обращая внимания на Пауля, сказал Мишель, – что же ты стоишь, Хуан? Иди, иди, родимый…

Хуан буркнул нечто невразумительное и потопал за миской.

Я вжимался в стену.

"Надо, надо, – колотилось в моем сознании, – они просто убьют меня, если Мишель от меня отвернется. Просто…Если за меня не будет Мишель – все… Все… Меня сможет спасти только чудо… Ну и что? Кровь дракона-то я пью, а запах и цвет у нее, как у дристни…

– Мишель, – будто услышав мои мысли, сказал Пауль, – но для Пародиста это – никакое не наказание. Лишний раз выпьет свою любимую кровь дракона.

Пришел Хуан. В руках у него была миска.

– Ага, – сказал Мишель, – принес? Это – здорово, это – красиво…

Он взял в руки жестяную миску и ушел в умывальню, покряхтел немного и вернулся, неся перед собой миску.

– Ту, туруту-туту, – заиграл на губах походный марш Хуан.

Все остальные захлопали в ладоши.

– Крендель – готов! – провозгласил Пауль.

– По этому случаю, – сказал Хуан, – нужна речуга.

– Это пожалуйста, – охотно отозвался Пауль, – позвольте? – он принял от Мишеля миску, зажал двумя пальцами нос и, держа миску на вытянутой руке, заговорил подчеркнуто гнусавым голосом: – Наш дорогой коллега, наш уважаемый юный друг Одноглазый-Ббте-Пародист, сейчас, сегодня вы подошли к такому важному, такому, мы бы сказали, судьбоносному рубежу! Нам бы хотелось, чтобы вы восприняли этот акт, так сказать, символически, спиритуалистически, метафорически, метафизически, чтобы вы почувствовали: этим актом вы как бы притрагиваетесь к загадке вечности… к тайне жизни и смерти, к решению многих и многих проблем. В самом деле! Представьте себе, что было бы, если бы наш славный и всеми любимый старик кушал бы не девушек, а собственный хвостик? После он выкакивал бы съеденное, снова съедал, и снова, и снова… От каких бед мы бы с вами избавились, сколько жизней было бы спасено!.. Это открыло бы путь к новым горизонтам! Представьте, все мы едим то, что… Фу, коллеги, какая вонь, какая дикая вонь… Мы – по сути неуничтожимы в этом случае, мы едим самое себя и восстанавливаем саме себя… И к этому мы на нашей планете уже приближаемся! Искусственные дамочки из орфеанумов, трупчики, которые гложет старик – все это шаги к будущей самопоедающей, самовосстанавливающейся гармонии! Думайте об этом, юноша, кушая произведение нашего бриганда!

– Круто, – сказал Мишель, – я бы так не смог.

Пауль указал на миску, мол, вы смогли кое-что и покруче.

– Вы, – сказал я, – совершенно напрасно называете Пародистом меня. Пародист-то как раз вы…

Пауль поставил миску на пол и ногой толкнул ее.

Миска, дребезжа и подрагивая, будто трясясь от мелкого издевательского смеха, подкатилась к моим ногам.

– Жри! – коротко приказал Пауль.

Я молчал.

– Давай, давай, – подбодрил Хуан, – за папу, за маму, за воон ту девочку с бантом. Это не больно, как комарик укусил.

– Сам и жри, – ответил я.

Хуан посмотрел на Мишеля.

Мишель нахмурился и покачал головой, шагнул ко мне, поднял с пола миску:

– Однако, – Мишель был расстроен, – ты, Одноглазый, не понимаешь доброго к себе отношения. Мы решили, как лучше, по-доброму, по-хорошему, так ни с кем из нас не поступали, когда мы были молодые, ни с кем!.. А ты – фордыбачишь, как самый большой начальник… Здесь за стук топили, понимаешь? – просто брали вот так и то-пи-ли… А к тебе хорошо отнеслись, поговорили, посмеялись, пошутили, даже по морде не дали… Чего еще? Сожрал, вымыл сортир и на боковую…