Перекресток воронов - Анджей Сапковский
Геральт обождал, пока тот закончит.
– А что это тут у вас происходит? – спросил он наконец. – Торжество какое, что ли?
– Не знаете? – Дядька в шапке несколько раз подпрыгнул, застегнул портки и обернулся. – Не знаете? Так вы, милсдарь, не иначе тогда издалека явились? С чужих краев?
– С чужих краев, это правда. И издалека.
– Иначе и быть не может, иначе знали бы вы, что это и впрямь торжество и праздник великий, для всей столицы, ба, да для всего королевства! Свадьба у нас, милсдарь, свадьба, и притом непростая! Два знаменитых и враждующих рода меж собой примиряются, Вайкинены с Финнеганами! Юный Редферн, сын графа Гордона Финнегана, сегодня в жены берет прекрасную барышню Людмиллу, дочь Сириуса Вайкинена, Озерной Мархии маркграфа!
– Вот так новость.
– Новость-новость, да и праздник великий! Вся столица гуляет, дворян много понаехало, танцы да гулянки повсюду, мёд да пиво рекой текут, милсдарь пивовар Грохот сто бочонков на рынке поставить велел!
– Пивовар Грохот.
– Именно так! Ибо след знать тебе, милсдарь чужеземец, что сын пивовара, юный господин Примиан, превесьма счастью молодых поспособствовал!
– Поспособствовал.
– Как есть поспособствовал! И свидетелем, дружкой на свадьбе стал! Пойдемте на рынок с нами, сами увидите…
– Пойду, вот скоро пойду. А пока укажите мне дорогу, пожалуйста…
– Рад буду! Куда?
– К палаццо Граффьякане.
* * *
Вдовствующая маркиза Цервия Эррада Граффьякане отпустила горничных, остаток еженощного ритуала она привыкла выполнять самостоятельно.
Зажгла масляную лампадку на стоящей близ кровати подставке. Свет был необходим, в темноте спальни она могла бы не сразу отыскать ночной горшок, а пользоваться им приходилось, причем несколько раз за ночь.
Перед зеркалом причесала гребнем остатки волос. Из ночного столика вытащила хрустальную бутылочку и сделала из нее солидный глоток. Усмехнулась при этом, кое-что вспомнив. Наполняющая бутылочку жидкость изумрудного цвета была легким снотворным, что ученые в Бан Арде сумели извлечь из одного из ведьмачьих эликсиров, которые в канун равноденствия прошлого года сумели добыть наемники маркизы. Усыпляло это средство прекрасно, может быть и потому еще, что чародеи щедро заправили его крепким алкоголем.
Маркиза улеглась в постель. Лишь теперь, что тоже было частью ритуала, она сняла с шеи бриллиантовое колье и повесила его на специальную стоечку, рядом с иными колье, кулонами и ожерельями. Среди них на почётном месте висел медальон, изображающий голову волка с оскаленными клыками. Маркиза дотронулась до медальона, снова усмехнулась. Ей приятно было вспоминать тот момент, когда ей преподнесли медальон и заверили, что носивший его ведьмак был замучен до смерти.
С улыбкой на губах она и уснула.
Она не знала, что разбудило ее. Может, шорох, может, дуновение воздуха. Она открыла глаза. И увидела прямо перед своим лицом медальон, голову волка и его оскаленные клыки. Увидела кулак, держащий цепочку медальона.
И глаза с расширенным змеиным зрачком.
Ведьмак присматривался к ней сверху, беззвучно и неподвижно.
Маркиза почувствовала под собой теплое и мокрое; поняла, что от страха обмочилась в постель. Застонала, сжала веки, почувствовала страшный спазм в горле и груди.
Когда через миг она открыла глаза, ни ведьмака, ни медальона уже не было. Удалось, подумала она, борясь со спазмом в горле, он ничего мне не сделал, побоялся, сбежал. Я еще достану его, подумала она, он у меня еще пожалеет…
Я еще жива, подумала она.
И умерла.
Глава двадцать вторая
…уместно заметить, что людей следует либо ласкать, либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое – не может; из чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитать так, чтобы не бояться мести.
Никколо Макиавелли, Государь[74]
Падал дождик, мелкий, но затяжной, и потому достаточный для того, чтобы узкие улочки речного порта Пенна превратить в липкую грязь. Тут и там на грязи лежали напиленные доски, теоретически призванные обеспечить передвижение по городу без риска увязнуть. Однако лежали эти доски редко, и прыжки с одной на другую напомнили Геральту Каэр Морхен и ведьмацкие тренировки «на гребешке».
Через пару десятков таких прыжков ему все же удалось найти то, что он искал. Хату под прогнившей и поросшей мхом соломенной кровлей и прилегающую к ней конюшню. Дверь хаты украшал большой пучок соломы.
Геральт толкнул дверь, кривую и неподатливую, кое-как вставленную в дверную раму. Набрал в легкие воздуха и вошел. Нащупал в темноте и отодвинул задубевшую от грязи рогожу.
Внутри, в слабо освещенном светильниками и свечами полумраке, за столами сидело несколько мужчин. За примитивной стойкой бармен протирал фартуком пивную кружку.
Геральт откашлялся и сплюнул на пол. И стал ждать.
– Кличут как? – прохрипел после долгой паузы ближайший из мужчин, меряя Геральта злым взглядом из-под густых седых бровей.
– Эсау Келли.
– Сойдет. Твоя очередь будет за Любодрогом. Вон он, там сидит.
– Ясно. – Геральт уселся у столика в углу. Он успел уже хорошо узнать ритуал.
Местами встреч охранников, ищущих работу, были, как правило, кабаки, и, как правило, самые поганые, расположенные на окраинах городков, в районах безлюдных, гнусных и опасных. Общепринятым сигналом и знаком, что это то самое место, был висящий на двери пучок соломы.
Прямо на входе гостя словно тараном шибало тяжелым смрадом мерзкого пива, пота, мочи, чеснока, капусты, заношенных портянок, старой обуви и черт знает чего еще. Все это требовалось вынести и смело войти, тем самым давая понять, что ты свой.
У охранников были свои собственные обычаи и традиции, некоторые из них почти что ритуального характера. Впервые посещая заведение, требовалось смачно сплюнуть на посыпанный опилками пол. Это был знак принадлежности к цеху. Остальных, пробующих войти, от этой мысли отговаривали. Порой весьма решительно и порой даже насильственно.
Тому же, кто проявил знание традиций, позволяли располагаться. Ему указывали, кто последний за заказами на работу и за кем будет его очередь. Потом можно было делать все, что угодно. Или же сесть в углу и не делать ничего. Геральт всегда выбирал именно этот вариант. Оглядевшись, садился и начинал соблюдать традиции.
К самым необычным можно было отнести хоровое пожелание здоровья в ответ на чье-нибудь чихание, звучащее как «Ну обосрись еще!». Если кто-то поднимал тост за короля, полагалось встать и выпить. Вопрос, за какого именно короля, считался бестактным и подлежащим наказанию, в основном
