Перекресток воронов - Анджей Сапковский
Он немного повыспрашивал – безрезультатно – по корчмам и кабакам. В одной из таверн, где утром на его вопросы лишь пожали плечами, он решил позавтракать. После завтрака же он собирался убраться куда подальше от городка Оксенфурт и возобновить поиски Мерицель и Борегара Фрика в других местах.
Однако события пошли по другой колее.
– Ведьмак?
Борегар Фрик сменил внешний вид. Он позволил волосам отрасти, но не стал их стричь, в результате его голову украшал теперь растрепанный ореол седоватых кудрей.
Он без приглашения уселся напротив, поправив на поясе мешающий меч.
– Ты меня тут разыскивал, – начал он без предисловия, – чтобы со мной рассчитаться. За то дело, в Каэдвене. Не отпирайся.
Геральт не имел ни малейшего намерения отпираться.
– Ничего не скажешь, ты упорный, – продолжал Фрик. – В целом ничего странного, и я бы иначе не поступил на твоем месте. Но есть одна загвоздка. Если речь идет о драках, особенно с использованием оружия, то закон в Оксенфурте строг и безжалостен, а стража вездесуща. Так что если ты нападешь на меня где-то в людном месте, а я тебя убью, то сяду за криминал. Даже если это будет в рамках самообороны. Поэтому, если ты уже позавтракал, предлагаю отправиться в безлюдное место, где нас никто не увидит, когда мы будем решать наши вопросы, и где закон нас не достанет. Пойдет?
– Пойдет. А меч этот – мой.
– Неправда, – покачал головой Фрик. – Он мой. Военный трофей.
– Добыча грабителя.
– Да как хочешь назови. Позавтракал?
– Позавтракал.
– Ну пойдем тогда, пока солнышко выше не поднялось. Не люблю в жару такими делами заниматься.
Несмотря на относительно раннее время, на улицах Оксенфурта уже становилось людно, все купцы и перекупщики уже открыли свои магазинчики и ларьки, уже начинали вонять отработанным фритюрным маслом все закусочные и харчевни. Начинались шум и сутолока. Но Фрик вел ведьмака в переулки, в которых все еще было пусто и тихо. Наконец он повернул в узкий проход позади огромного амбара, и тот вывел на закрытый с четырех сторон двор.
Фрик огляделся, носком сапога проверил твердость грунта.
– Пока мы не начали, – сказал он, – у меня есть предложение. Дело в том, – продолжал Фрик спокойным голосом, – что Мерицель, которую ты ищешь так же рьяно, как и меня, не слишком хороша на мечах. И в бою с тобой шансов у нее не будет. А я расположен к ней, мы были любовниками. Предложение следующее: не ищи ее, брось. Поклянись, что не станешь ее искать, и я подарю тебе жизнь. Позволю уйти.
Геральт молчал.
– Ты молод, вся жизнь впереди. В Пенне ты задушил Сибора, ну и хватит с тебя. Пусть твоя месть на этом и закончится. Договорились?
– Нет. Не договорились.
Фрик атаковал без предупреждения, коварно, изогнувшись в полуобороте, быстро выхватил меч и из обратного полуоборота нанес удар, целясь в голову. Геральт отклонился настолько незначительно, что лезвие лишь чуть коснулось его. Меч уже был в его руке, и он тоже ударил, коротко, целясь в висок. Фрик парировал, принимая удар на рикассо, отскочил.
– Ты сам этого хотел, – процедил он.
Завертел мечом. Правой ногой исполнил гран пассату, мечом круговой удар, он же молинетто. Не может быть, пронеслось в голове у Геральта, этого не может быть, ведь это же финт Хольта. Сейчас будет мандритто в левый висок и снова молинетто… Я парирую…
Он парировал удар.
Сейчас будет контратемпо пассо ларго левой ногой, молинетто и трамаццоне. Финт Хольта. Смертоносный финт, от которого нет защиты.
Рисунки Престона, подумал он. В письме. Те набросанные фигурки… Рисунки, изображающие…
Фрик ударил молниеносно, шагнул в пассо ларго, закрутил молинетто и изогнул корпус для коварного трамаццоне. Но Геральт не стал парировать. Он сблизился с противником, так близко, что грудью столкнулся с Фриком. И без замаха вбил ему в глаз ус гарды своего меча. Глазное яблоко подалось с мягким чуть пружинящим сопротивлением, тонкие кости глазницы хрустнули, сталь гарды вошла в мозг. Глубоко.
Геральт вырвал меч, отскочил. Борегар Фрик стоял неподвижно, с ужасно перекошенным лицом. Потом накренился и рухнул навзничь, как бревно.
Он был мертв еще до того, как упал.
Глава двадцать третья
Smell the sea and feel the sky.
Let your soul and spirit fly[75].
Ван Моррисон, Into the Mystic
Он почуял раньше, чем увидел.
Запах, что нес ветер, был ему совершенно незнаком, не напоминал ничего, что он знал, и не ассоциировался ни с чем, что помнил. Лишь через минуту, поднявшись в стременах и ловя ветер и этот запах, он осознал, что синева вдали – это не только небо, и что совсем не тучи выстроились так странно – это горизонт. Что вот оно, то, чего он до сих пор не видел. И что так сильно хотел увидеть.
Море.
Первым его желанием было пустить Плотву в галоп, чтобы как можно быстрей добраться до этого моря, чтобы увидеть его вблизи, чтобы лучше почувствовать его запах, чтобы прикоснуться. Попробовать на вкус, насладиться.
Он сдержал себя.
У него были еще дела.
С холма дорога вела вниз, по заросшему высокой травой пологому склону. Над склоном высился старый бор, пугающий густым и темным подлеском. Вниз вела дорога, теряющаяся в лесном молодняке. У дороги, у самой рощи, стоял одинокий хутор. Хата с кровлей из новенького соснового гонта, два сарая, амбар, ровный забор вокруг, за ним двор, копающиеся в песке куры. Из трубы хаты вился дым. Перед хатой, у коновязи, стоял сивый жеребец.
Геральт знал, кому он принадлежал.
Знал также – выложил за это знание золотую десятикроновку с портретом новиградского иерарха – кому принадлежала хата. Там проживал главарь местных контрабандистов. Каждый, кому возмечталось ступить на палубу одного из ошвартованных в соседнем заливе корабликов, должен был сперва посетить главаря и внести соответствующую – и немалую – оплату. Но после этого можно было уплыть куда-нибудь далеко. Достаточно далеко, чтобы стереть за собою все следы и оторваться от любой погони.
Он поторопил Плотву, двинулся вниз, к дороге. Услышал
