Расколотый мир - Анастасия Поклад
Конечно, к той, которая спасла тебе жизнь, нельзя остаться равнодушным. Тем более, если она настроена дружить. Но уже не раз становилось ясно, что Клима ничего не делает случайно. Она хочет подружиться с сильфами, это очевидно. На что она рассчитывает? Что «друзья» в случае чего простят ей долги? Или усыпляет бдительность, подготавливая почву для чего-то более серьезного? Она ведет себя как равная Верховному, она часто говорит, что собирается править, как правили обды встарь. Может, сейчас она пытается снискать доверие сильфов, чтобы ей не помешали, а оказали как можно большее содействие? Но не значит ли это, что сильфам выгоднее будет ей мешать, и она это понимает?
По записям Юры Костэн составлял собственные отчеты со своими версиями и домыслами, прилагал к ним материалы из библиотеки (а последнее время в библиотеку приходилось залетать чаще обычного, особенно в отдел истории Принамкского края), затем шел докладывать начальству. Начальство принимало отчеты, задавало вопросы, а потом, думалось Костэну, прилагало к ним свои выкладки и отправляло в пятнадцатый корпус. Где отчеты оканчивали свой путь, агенту было неведомо. Возможно, у Верховного. Сейчас уже не оставалось сомнений, что на операцию с обдой брошены силы минимум половины корпусов канцелярии, притом конечной цели работы не знает практически никто.
Снежинки бились в темное прозрачное стекло. За окном собиралась вьюга. Костэн потер кончиками пальцев слипающиеся глаза. Сколько он уже не спал? Сутки, двое? Никак не меньше. Пока на дворе зима, а обда сидит тихо и строит на месте своего села крепость (интересно, зачем она это делает?), тайная канцелярия может спать спокойно и даже иногда высыпаться. Хотя Костэна это касается не всегда. Например, сейчас — сроки подготовки отчета для начальства поджимают, а он еще не составил письменный анализ этих колдовских каракулей, смерч их побери, разве может нормальное существо о двух руках и десяти пальцах писать настолько скверно!..
На кабинет беззвучно опустилась тьма — смерч побрал не каракули, а огонек в лампе.
Ругнувшись, Костэн наскоро сложил бумаги, пряча их в непромокаемую папку плотной коричневой кожи — раз уж все равно спускаться вниз, надо будет, согласно правилам, занести документы в подвальный архив. Листок с каракулями в общую папку не пошел, а был заперт в ящик стола. С этим шедевром принамкской каллиграфии Костэну еще предстояло сегодня работать, дайте Небеса, чтобы и не завтра. Он сомневался, что почерпнет оттуда важные сведения, но многолетняя привычка, помноженная на опыт, заставляла тщательно относиться даже к незначительным мелочам и все доводить до конца.
В коридорах четырнадцатого корпуса было темно и пусто. Рабочий день давно кончился, агенты разлетелись по домам. Лишь дежурный остался в архиве, да откуда-то из темноты изредка доносился стук швабры — уборщица Тоня так и не покинула свой пост на страже чистоты.
Идти пешком не хотелось вовсе, поэтому Костэн накинул куртку, застегивая «змейку» до половины, и вскочил на свою доску, сиротливо стоявшую на большой общей подставке. На улице оказалось еще более ветрено, чем можно было предположить, глядя в окно. Вьюга задувала в лицо, мороз пробирал до костей. Еще теплое стеклышко масляной лампы вмиг запотело, пальцы точно примерзли к витой латунной ручке. Костэн поежился и с места рванул сквозь метель к яркому желтому пятнышку: на крыльце тринадцатого корпуса висел традиционный фонарь. Одновременно с этим Костэн отметил, что при четырнадцатом фонарь не горит. Тоже что ли масло кончилось?
Дежурный в соседнем корпусе очень обрадовался коллеге, встретил в буквальном смысле тепло: обогрел, напоил горячим укропником и налил масла полную лампу, да еще бутыль про запас дал. Разомлевшему Костэну очень не хотелось улетать и возвращаться в выстуженный кабинет, но отчет сам себя не напишет, если агенту вздумалось скоротать ночь в приятной компании. Да и вообще, если бы Костэн этой самой компании хотел, то полетел бы не сюда, в тринадцатый, а домой, к Рише. Она бы обняла его, зарылась пальцами в густые золотистые волосы, и все эти распроклятые отчеты вместе с принамкскими колдунами отошли бы далеко-далеко… в завтрашний день.
Вот так, мечтая о Рише, изредка позевывая и держа в обогретых руках лампу и бутыль, Костэн добрался до своего кабинета. Плечом открыл дверь, вошел…
И сон улетучился.
Потому что над столом агента стоял незнакомец в черной куртке. И Костэн был готов отдать себя всем тридцати четырем смерчам на растерзание, если этот тип зашел сюда случайно. Вдобавок, на первый взгляд он явно человек.
Костэн шагнул вперед, уже просчитывая, куда он поставит лампу с бутылкой, чтобы освободить руки, как перекроет пути к отступлению, какими приемами воспользуется для захвата и какие слова скажет проворонившему все на свете дежурному, но больше ничего не успел. Лишь в последний момент уловил за спиной легчайшие шаги, и понял, что расслабляться нельзя даже в сердце тайной канцелярии, ведь враг в любой момент может застать врасплох. И высыпаться не мешает, скорость реакции совсем не та…
Сзади на шею резко набросили жесткую ленту удавки.
Злоумышленников оказалось двое.
Горящая лампа и бутыль выпали из рук, под ногами вспыхнула масляная лужа, но Костэн даже не почувствовал жара — он задыхался, в глазах темнело, хотя комната осветилась, точно днем. Агент вслепую ударил назад, это подарило секундное облегчение, слишком короткое, чтобы что-то предпринять. Удавка затянулась снова, и Костэн рванул вперед, через огонь, в надежде, что душитель обожжется и ослабит хватку. За спиной раздалась ругань по-принамкски, но держащие удавку руки не разжались, и Костэн рухнул на пол, из последних сил пытаясь остаться в сознании и смутно ощущая — все. Останется Риша, самая прекрасная на свете Риша, вдовой. Вдовой, так и не побывавшей замужем…
Но тут удавка ослабла, соскользнула с шеи. Не успел Костэн удивиться и вскочить на ноги (или хотя бы разогнать дурноту и пошевелиться), как услышал голос:
— Крепкий «воробушек» попался. Четыре секунды, даже трепыхаться вздумал.
— Смерч знает, чему их в канцелярии учат, — раздался второй голос. — Интересно, зачем он вернулся? Теперь неприятностей не оберешься, убийство будут лучше расследовать, чем кражу или халатность. Нашумели, уходим.
Костэн понял, что его сочли мертвым. И так оно было бы на самом деле, если б не прабабушка-человек, из-за которой он не только мерзнет, по облакам гулять не может и с ветрами толком не говорит, но и без воздуха живет куда дольше обычных двух-трех секунд. Нормального сильфа еще на пороге придушили бы.
И эти двое наверняка
