Светлана Тулина - Страшные сказки для дочерей киммерийца

Даже в вечерних или утренних сумерках Рубиновая Башня казалась абсолютно чёрной, что уж говорить о почти безлунной ночи. Чёрной, как и сама пустыня. Гораздо более чёрной, чем чёрное небо над головой — на небе, по крайней мере, яркими светлячками перемигивались звёзды.

Впрочем…

Атенаис прищурилась.

Показалось или нет, что некоторые звёздочки расположены как-то уж слишком низко? Вроде бы, там уже и не место для неба и звёзд. Показалось или нет, что эти звёздочки ещё и перемещаются?..

Нет, не показалось.

Со стороны полуночного заката с завораживающей неспешностью плыли в сторону Башни несколько светлячков.

— Не хочешь посмотреть на своё свадебное платье? Это истинный шедевр! Вышивальщицы трудятся над ним уже вторую зиму, на днях должны закончить. Материю для него сотворил сам Повелитель! Тончайших паучий шёлк, такого нет даже у наследных кхитайских принцесс!

Паучий шёлк.

Ну да.

Атенаис поёжилась, прогоняя бегущие по спине мурашки, даже её базальтовое самообладание оказалось неспособно справиться с некоторыми вещами. Оставалось только надеяться, что Нийнгааль не заметит или спишет на зябкость пустынных ночей. Хорошо, что накидка осталась в покоях — будь плечи надёжно укутаны, внезапную дрожь было бы куда сложнее объяснить естественными причинами.

Драгоценный паучий шёлк.

Сотворенный специально Повелителем для свадебного наряда своей избранницы. Если и были у старшей дочери аквилонского короля какие-либо сомнения — они рассеялись вчера, во время Малого Ритуала, когда довелось ей увидеть воочию…

Огромный жирный паук с отвисшим бурдюкообразным брюхом и слюнявыми жвалами, весь покрытый короткой и редкой чёрной шерстью, омерзительно сальной даже на вид — вовсе не таким рисовался перед мысленным взором Атенаис портрет будущего супруга и повелителя.

Благодарю покорно.

Как-нибудь без меня…

А светлячки между тем заметно приблизились. Сначала они слились в один уже довольно крупный огонёчек, словно кто-то потянул за нитку светящееся ожерелье да и сгрёб все бусины в горсть. А потом этот невидимый великан снова потянул за нитку, отделяя бусины друг от друга. И начал эту нитку потихоньку растягивать. Светлячки, становясь по мере приближения всё более яркими и постепенно удаляясь друг от друга, выстраивались ровным и просчитанно растянутым полукругом, а центром же этого полукруга…

Атенаис вскинула голову, чувствуя, как безудержной злой улыбкой растягивает заиндевевшую кожу на скулах.

Центром этого полукруга была Башня.

Нийнгааль внезапно замолчала. Её рука, до этого мгновенья свободно лежащая на перилах, слегка напряглась — она тоже увидела.

Кольцо вокруг Рубиновой Башни уже почти замкнулось. Более того — в ночи вспыхивали всё новые и новые светлячки. Они медленно, но неуклонно сужали образовавшийся круг.

— Это мой папа пришёл! — сказала Атенаис с еле сдерживаемым торжеством и восторгом, ощущая себя малышкой пяти зим от роду, свято верящей в отцовское всемогущество и непогрешимость. — Теперь вам тут всем плохо будет! Клянусь Митрой!

Голос старшей жрицы Деркэто вернул её в сегодняшний день. Этот голос был скорее грустен, чем испуган:

— Ошибаешься, глупенькая. Это ему теперь будет плохо. Ну, и тебе, разумеется. И мне вовсе не надо для этого клясться своим Повелителем и твоим женихом.

Разрушенный оазис поджигать не стали.

Более того — всё, что только могло гореть, ещё ночью собрали со всей возможной тщательностью и перетащили поближе к кольцевому лагерю. А как только развиднелось, Сай опять послал своих соколов — подбирать то, что в ночной суматохе пропустили.

Это была неплохая идея — возвести в некотором отдалении от Башни, на таком расстоянии, чтобы невозможно было рассмотреть в деталях и подробностях, великое множество походных шатров из подручных материалов. Создавая тем самым у обитателей Башни впечатление, что осадила её настоящая многотысячная армия, с которой шутки плохи, и лучше бы пойти на переговоры.

Костры, в великом множестве разведённые по периметру окружившего Башню кольца, служили той же цели, а дым и огонь не давали толком рассмотреть, что же происходит там, за линией костров. Вот и рыскали все, свободные от вахты по поддержанию огня, в поисках топлива для него же.

Больше-то всё равно делать ничего не оставалось.

— Ну и как?

Можно было бы и не спрашивать — подошедший Квентий раздосадовано сплюнул прямо в костёр. Ощерился:

— Бесполезно! Перед самой рванью он выл и корчился, словно безумный, а сразу за ней лишился чувств и стал задыхаться, точно выброшенная на песок рыбина. Пришлось обратно тащить, хорошо ещё, что верёвку длинную привязали. Да и то — откачали с трудом.

Рванью неширокую полосу красно-чёрного песка, замыкавшую башню в неровный круг, ещё ранним утром обозвал Сай. Присвистнул длинно, как только хоть что-то разглядеть сумел, и тут же и обозвал. Название прижилось. Действительно, как же ещё называть странную полоску, на которой вроде бы обычный красно-чёрный песок не лежит ровными и привычными барханами, а словно бы разорван и раздёрган на многочисленные мелкие кучки-комочки? Словно и не песок это вовсе, а накипь на малосъедобном вареве нерадивой кухарки! Рвань, да и только!

Измождённый старик, единственный выживший из Ахлата, утверждал, что через эту полосу внутрь не способен пройти ни один мужчина. Только жрицы и их служанки имеют право свободно входить и выходить за пределы Рубиновой Башни. Мужчина же оказаться внутри Башни может одним единственным способом — для этого ему надобно там родиться. А выйдя — вернуться уже не сможет.

Сперва старику не поверили, посчитав его либо лгуном, либо безумцем. Но старик выл и клялся, что это воистину так, и что ни один мужчина не может попасть в башню снаружи живым. Более того — даже просто подойти к её подножию не сможет. Он плакал и кричал, что отдал бы все сокровища подлунного мира за возможность вернуться, потому что был он сам оттуда, из этой проклятой всеми богами Рубиновой Башни. Он был сыном какой-то давно уже, наверное, скончавшейся от старости младшей жрицы, и провёл в Башне почти два десятка восхитительнейших зим, прежде чем был изгнан за какое-то теперь уже всеми давно позабытое прегрешение.

Впрочем, если вспомнить рассказы Закариса о его незабвенной сестрёнке, то мамаша этого дряхлого безумца с клочковатой седой бородёнкой до сих пор вполне могла пребывать в добром здравии, да и выглядеть при этом куда моложе собственных внуков.

Конан поверил старику сразу, как только чуть рассвело.