Владимир Прягин - Дурман-звезда

— Знаешь, — сказала Тайя, — а я ведь никогда фиалки не собирала. Сначала маленькая была, родители не пускали. Помню, приехали в загородное имение, а там как раз поле светится. Девки местные венки плетут, красота! А я сижу и реву от зависти…

— Ну а потом, когда подросла?

— Не довелось ни разу. Там, где я живу, они не цветут.

— То есть как это?

— А вот так. Не цветут, и все, — она вздохнула, любуясь крошечным огоньком. — А тут, представляешь, едем — и вдруг такое. Слушай, а может, я…

— Тайя, — сказал он мягко, — нам не стоит задерживаться. Надо отъехать подальше от перевала. Нас уже ищут, скорей всего.

— Тем более, в лесу переждем. Нет, ну серьезно! Они здесь, смотри, не только под этим дубом. Вон, еще несколько штук. И дальше, видишь? Будто подсказка, куда идти. Может, там поляна открытая, как положено…

Она смотрела умоляющими глазами, словно ребенок, у которого вот-вот отберут конфету. Ясень несколько растерялся. Понятно, фиалковый цвет для девицы — чистый дурман, но как же оно некстати! Может, взять ее в охапку, да отвезти подальше? Потом сама же спасибо скажет, когда голова чуток прояснится…

Он уже примеривался, как лучше поднять девчонку, но боковым зрением уловил какую-то неправильность в небе. Присмотрелся и рявкнул:

— В лес, быстро!

Схватил коня под уздцы, втащил под деревья. Тайя, очнувшись, бросилась к своей лошади. И, уже укрывшись в глубине за стволами, они увидели, как высоко над дорогой проплыли две огромные птицы.

— Кажется, не заметили.

— Они, наверно, больше на дорогу смотрели.

— А ты вовремя углядел.

— Повезло.

— Ну, теперь из леса точно не вылезем.

— Ладно, ладно, понял намек. Давай твою поляну искать.

Спустя полчаса Ясень уже всерьез пожалел, что поддался на уговоры. Они углублялись в лес, но ничего пока не нашли. Фиолетовые брызги поблескивали в траве; Тайя смотрела на них, забыв обо всем. Ясень же все острее чувствовал себя мышью, перед которой выложили тропинку из сырных крошек. А ведь всем хорошо известно, куда они ведут, такие тропинки. В общем, пока не поздно, пора это прекращать…

— Ну, что я говорила?

Тайя от радости всплеснула руками. И в самом деле, чаща впереди расступалась. Показались аккуратные хаты, грядки и тын с горшками. А под тыном густо цвели фиалки.

— Пойдем же, Ясень!

Он открыл было рот, но так и не придумал, что возразить. Никакой угрозы не ощущалось. Где-то замычала корова, гавкнула собака, почуяв чужих. Ветерок донес запах свежего хлеба — такой манящий, что в животе заурчало.

— Ладно, раз уж такое дело…

Они вышли из-за деревьев и направились к ближайшему дому. Селение было крошечное — скорее, не деревня, а хутор. С полдюжины дворов, а за ними обширное распаханное пространство, где густо колосилась пшеница. Потом опять начинался лес, и вздымались склоны хребта: хутор аккуратно вклинивался в ложбинку между двумя горами.

Дебелая тетка в застиранном сарафане стояла, опираясь на тын, и с умеренным любопытством разглядывала пришельцев.

— Здравствуйте, — вежливо сказала Ясень. — Солнца вашему дому.

— Здравствуй, здравствуй, — тетка кивнула. — Никак путники к нам пожаловали. Издалека идете?

— Издалека, — он не стал вдаваться в подробности. — Хозяйка, можно воды напиться? Весь день по жаре сегодня.

— Так отчего ж нельзя. Заходите. А там и вечерять скоро.

— Да нам бы…

— Э, брось, парень. Вижу ведь, устали с дороги. Оставайтесь до завтра. Отдохнете, ну и расскажете заодно, что видели интересного. У нас тут гости редко бывают.

Ясень заколебался. Оно, конечно, лучше на хуторе, чем в лесу или в поле, но ведь охотники тоже не дураки — наверняка проверят селения вдоль дороги. Может, прямо сегодня вечером кого-то пришлют…

— Чего задумался, парень? Спокойно переночуете. Вон, хотя бы, на сеновале.

— Спасибо, мы с радостью, — сказала вдруг Тайя, до того момента молчавшая и глядевшая на цветы. Подняла глаза на Ясеня, взяла его за руку и прижалась плечом.

— Давно бы так, — тетка фыркнула. — Давайте уже во двор.

Она пошла к хате, а Ясень шепнул девчонке:

— Нельзя нам тут оставаться. Найдут, неужели не понимаешь?

— Не найдут, — сказала она уверенно. — Никто сюда не приедет и не прилетит, я знаю. Да ты и сам, наверно, чувствуешь, разве нет?

— С чего ты взяла? Хутор сверху как на ладони…

Ясень глянул на небо и замолчал, сбившись на полуслове. Тайя была права. Словами это не выразить, но в вечерней лазури над головами был растворен покой; там просто не нашлось бы места для птиц, несущих смерть на спине. Солнце лениво щурилось, а фиалки, раскрывшись ему навстречу, светились тихо и безмятежно.

— Понял?

— Ладно, убедила. Пошли.

…Умытые, посвежевшие, они сидели в горнице за широким крепким столом. Шкварчала картошка с салом на сковородке, пенился квас, колбаски свивались на блюде жирными кольцами. Хозяин дома — мосластый и бородатый, с кустистыми седыми бровями — расспрашивал Ясеня о ценах на хлеб в предгорьях и задумчиво хмыкал, выслушивая ответы. Пацан лет шести ерзал на лавке, таращился на гостей и, кажется, тоже порывался что-то спросить, но, заметив, как мать хмурит брови, снова опускал голову и тоскливо ковырялся в тарелке. Его сестренка-малявка восторженно глядела на Тайю, которая шепталась о чем-то со старшей дочкой хозяев — розовощекой, круглолицей и волоокой.

Все в этой семье были одеты опрятно, но без изысков. Разве что, хозяйка и дочери носили цветастые косынки на шее — Ясень решил, что это местная мода. А вообще, посиделки ничем не отличались от тех, что бывают в его родном городке в степи. Словно он на пару часов оказался дома…

Потом они пили густой фиалковый взвар. Ясень никогда его не любил, но из вежливости выцедил кружку. В горнице стало душно; дождавшись конца застолья, он вышел на свежий воздух. Долго стоял у тына, подставив лицо прохладному ветру и глядя на красную полоску заката.

— Скучаешь? — глаза у Тайи блестели. Похоже, она слегка захмелела.

— Нет, отдыхаю просто.

— Правда, хорошо тут у них? Спокойно…

— Ага, даже слишком. Сонное царство. И ни одной дороги, заметь. Только лес вокруг. Как будто они вообще отсюда не выезжают. И к ним никто не приходит.

— Мы же пришли.

— Вот меня это и смущает.

— Перестань, — она улыбнулась. — Ты просто на взводе, поэтому всякая жуть мерещится. Я понимаю, столько всего случилось. Но давай отвлечемся, сделаем передышку. Хотя бы на этот вечер. На эту ночь.

Он наклонился к ней. Губы у нее были мягкие, сладкие, как фиалковый мед. Секунды таяли в теплых лиловых сумерках.