Евгений Щепетнов - Монах

— Увввваааууухххх! — Зверь протяжно, но тихо завыл, как будто прощаясь с человеческим миром, и неожиданно с огромной скоростью запрыгнул на стены и пробежал по ним, оставляя на гладкой вертикальной поверхности глубокие следы, продрав штукатурку до самых бревен, из которых был сложен трактир.

Зверь несколько раз перевернулся через себя, сделав немыслимые кульбиты и несколько выпадов лапой, как будто отгоняя невидимого противника. Это было бы красиво, если бы не было страшно — глаза существа, горящие желто-зеленым светом, сияли в сумраке комнаты, его морда с вытянутыми в стороны, как у кота, усами была украшена страшными клыками, почти как у саблезубого тигра.

Чудовище встало как вкопанное, впившись когтями длиной сантиметров семь каждый в деревянный пол, проткнув его, как картонный, и внятно сказало:

— Я человек! Я — ЧЕЛОВЕК! Человек! Человек!

Из тела Зверя стала вырисовываться человеческая фигура, шерсть с рук и ног ушла, когти как будто втянулись в пальцы, а клыки исчезали в пасти, которая все больше и больше начинала походить на человеческий рот… И только глаза так и светились желто-зеленым огнем, как у огромной кошки.

Наконец на полу остался лежать голый мужчина, очень худой, почти болезненной худобы, весь перевитый узлами мышц, с крупными венами на руках, по которым можно было судить о его огромной силе.

Он медленно приподнялся, сел, опираясь на руки, и опустошенно сказал:

— Вернулся. Я все-таки вернулся и почти ничего не натворил… Почти? — Он обвел взглядом разгромленную комнату и простонал: — Трактирщик будет вопить как сумасшедший!..

Он встал на ноги и осмотрел себя — то, что он увидел, ему не очень понравилось, однако он хмыкнул:

— Зато здоров теперь. Ни шрамов, ни повреждений… в каждом свинстве есть кусочек бекона! Надо Федю звать… или до утра? А чего это я вслух разговариваю-то?

Он подошел к стене, подумал, посмотрел на темень за окном, поднял руку постучать… и передумал. Повернувшись, пошел к кровати, посмотрел на остатки разорванных в клочья штанов и рубашки и вздохнул:

— Теперь надо новые покупать. Надеюсь, в будущем смогу сдерживать трансформации. Надо потренироваться в этом.

Он вышел на середину комнаты. Вихрь движений, волна изменений — и вместо мужчины опять четырехлапая машина для убийства с горящими глазами. Минута — и вместо Зверя снова человек.

— Еще раз! Что-то медленно получается обратно!

Зверь — человек! Зверь — человек!

Еще трижды Андрей произвел трансформации, пока не понял, что если сейчас сделает еще парочку изменений, то без жратвы просто сдохнет.

Подумал — сейчас глубокая ночь, рассвет не начал сереть. Может, самому поискать добычу? Заодно и проверить, удастся ли после охоты вновь обратиться человеком…

Подошел к окну, аккуратно поднял раму и подпер ее кувшином для воды, чтобы не упала. Вылез на навес над конным двором, замер — под ногами тихо скрипнула крыша, крытая тонкими досками. Определил, как вернуться назад, и, мгновенно перекинувшись в Зверя, легко спрыгнул с навеса и помчался по улице под лай собак во дворах.

Городские ворота, которые никто не охранял, он проскочил в мгновение ока и оказался на тракте, углублявшемся в густой лес. Через полчаса он был уже далеко от города.

Свернув с тракта, Зверь черной молнией полетел между деревьями и вскоре учуял следы косули, проходившей тут минут двадцать назад. Он бросился по следу, все более и более горячему.

Перед глазами мелькали деревья и кусты, окруженные светлой аурой, с пятнами и прожилками в разных местах, видимо отражающими состояние растения в этот момент жизни. Лес не был темным для его глаз — он светился, как будто весь был подсвечен неоновыми фонарями: светились ночные бабочки, порхающие между кустов, светились грибы, торчащие между деревьями, — одни сильным ровным светом, другие были в красных прожилках, и откуда-то Зверь знал, что эти грибы подточены червями и умирают. Ночные птицы яркими фонариками перелетали с дерева на дерево, тревожным криком предупреждая о приближении четвероногой смерти…

Запах косули был четким, горячим и вкусным, и Зверь мчался на него, глотая слюни, все равно как человек шел бы на аромат курицы-гриль, доносящийся из передвижного уличного ларька.

Через несколько минут Зверь заметил стадо косуль с белыми пятнами и с разгона ворвался в самую его гущу, размахивая когтями, как саблями, и вмиг срезал двух крупных животных, упавших с перерезанным горлом и подергивающихся в последних судорогах.

Слюна, наполнившая пасть Зверя, потекла наружу и клейкой струйкой упала ему на лапу. Он схватил тушу косули и одним движением страшных челюстей перекусил ей ногу, оторвав огромный кусок теплого, сочащегося кровью ароматного мяса. Этот кусок исчез в его пасти мгновенно, как будто ничего и не было съедено. Еще, еще кусок! Он с хрустом отрывал от костей мясо дичи и с наслаждением чувствовал, как его пустой живот наполняется великолепной свежей пищей…

Первая косуля была почти съедена, когда Зверь услышал сзади шорох. Слуху человека он был недоступен, но Зверь услышал его так, будто за спиной выстрелили из пушки, и резко повернулся, готовый к бою.

На поляну вышел крупный медведь, размерами превышающий оборотня раза в два, а весом — раз в пять.

Медведь покосился маленькими круглыми глазками на пирующего оборотня, помотал своей круглой, глупой головой и, решительно подойдя на расстояние пяти метров от Зверя, заревел на хозяина добычи.

Оборотень внимательно смотрел на агрессора, опустив голову к земле, и, когда встретился глазами с медведем, тот воспринял это как вызов и бросился в атаку.

Скорость медведя была не менее семидесяти километров в час, притом что развил он ее за доли секунды — буквально в три прыжка, отчего, как отброшенные колесами внедорожника, из-под его лап полетели комья земли. Но… он промахнулся.

Зверь извернулся и, пропустив медведя мимо себя, распорол ему бок, оставив громадный разрез в шкуре, откуда брызнула кровь, густо оросившая лесную траву и застывшая каплями на шляпках грибов. Еще атака — и вспорот второй бок. Ревя от ярости, медведь поднялся на задние лапы в тщетной надежде запугать противника, став выше ростом. Зверь как будто этого и ждал — он бросился вперед и распорол противнику брюхо, кишки вывалились длинными фиолетовыми зигзагами, как огромные странные черви.

Медведь упал на бок, задергался и захрипел в безнадежной попытке уползти от этого страшного существа, а оборотень смотрел на его агонию светящимися желтыми глазами, потом в долю секунды подскочил к животному и перекусил ему глотку, чувствуя, как в пищевод потекла горячая кровь, еще проталкиваемая по жилам могучим медвежьим сердцем…