Семейка (СИ) - Ульяна Каршева
Выходя замуж за Адриана Николаевича, тогдашняя Нонна, затаив дыхание и порой чувствуя себя мещаночкой, мечтала о спокойной и благополучной жизни, когда дни гладко катятся один за другим, изредка взрываясь сияющим фейерверком — выходом в гости или в театр, путешествиями-поездками в другие города, а то и на море… Весь расчёт был на Адриана Николаевича — сына сильных и известных в своём кругу магов. Нонна Михайловна на всю жизнь запомнила своё потрясение, когда жених привёз её в «семейное гнездо». Громадный домина, в комнатах которого и коридорах можно заблудиться, поразил воображение девушки из обычной семьи учителей — из семьи, где внимание распределялось между четырьмя дочерями, а значит — достаток был так себе. А тут… Ещё она обомлела, узнав, что у них, молодой семьи, ещё и свои апартаменты всегда будут в этом доме.
Жизнь с мужем оказалась не настолько роскошной, как того ожидала Нонна Михайловна. Но сама она была непривередливой — сказалось воспитание в многодетной семье. Больше волновало то, что она поняла с самого начала замужества: родители мужа (особенно свекровь) не очень приняли её. Причина была понятной, но молодая женщина всё же ждала со стороны свекрови хотя бы симпатии …
Повезло, что встречались не слишком часто. И, в сущности, Нонна Михайловна была счастлива: она могла не работать, а заниматься домом и единственным ребёнком. Тем более — в череде будних дней пусть не слишком ярко, но всё же мелькали проблески тех фейерверков, о которых она мечтала. Несмотря на то что после рождения дочери жена невосстановимо раздалась вширь, Адриан Николаевич продолжил выводить её в театры; хоть и нечасто, но каждое лето они ездили на море — пусть не за границу, но Нонне Михайловне и того хватало.
Мужу она не говорила, но большие упования у неё были на дочь. Ударом по самолюбию стали бессердечные, безапелляционные слова свекрови:
— Абсолютная бездарь — эта ваша Лизонька!
И лишь годы спустя Нонна Михайловна могла бы возразить свекрови: «А в семье Владиславушки вообще детей нет!»
Не возразила даже сейчас. Страшилась старой ведьмы до ужаса.
Тем более… Было время, когда Нонна Михайловна, несмотря на мелкие неурядицы, ходила горделиво и уверенно думала о будущем. Но следующий звоночек — и земля под её ногами начала подрагивать, не давая стоять твёрдо. Сначала пришлось смириться с бездетностью дочери, на которую тоже возлагала свои не вполне уверенные чаяния, связанные с возможным внуком или внучкой. Затем с трудом пережила развод Лизоньки, узнав о причине — отсутствие детей. С ней-то вместе переживала, но старалась не показать, что разочарование зятя хорошо и даже до боли понимает…
Потом начались проблемы с квартирой дочери, о чём Лизонька, пусть и перепуганная, молчала до конца, — уже не звоночек, а дальний раскат грома. Гроза же разразилась через три года, когда вся их семья, словно сбившись кучкой в штормовую погоду, в очередной раз переехала в однокомнатную квартиру. Не успели в ней обжиться, как поняли: их выгонят и отсюда.
Счастьем стала ворчливая уступка свекрови, овдовевшей к тому времени и почти лишённой движения.
Ангелика Феодоровна позволила им жить в первом корпусе «семейного гнезда», отдав во владение семье старшего сына не только их старые апартаменты, но и весь второй этаж. Измученная ужасами недавнего пребывания в «нехороших» домах, Нонна Михайловна с трудом собрала себя из неожиданной развалины, в которую превратилась было. Во всяком случае, она прекратила нервно вздрагивать, едва ей чудилось, что прошлое вновь вползает на порог их апартаментов, ухмыляясь и угрожающе краснея жадными круглыми глазищами.
И, как только прекратила нервничать, прошлое прыгнуло в соединяющий два корпуса дома коридор. Прыгнуло мягко, как свалившийся с потолка паук, который для Нонны Михайловны являлся символом страха… Но никакое отчаяние от повторения страшной ситуации не сравнится с тем, что Нонна Михайловна узнала от дочери. Та однажды пришла к ней в спальню, когда мать готовилась отойти ко сну. И прошептала:
— Мама, это я пустила её в коридор…
— Кого? — удивилась та.
— Риелторшу, — прошептала Лизонька.
Нонна Михайловна смотрела на дочь — на опустившуюся с годами, заплывшую жиром — даже не пышнотелую, как сама она! — женщину. Разум отказывался воспринимать её слова, но изнутри выплыло гадливое чувство, которое медленно превращалось в нечто близкое к ненависти. Дочь? Дочь порвала в клочья спокойную жизнь в семейном гнезде?
В первый миг понимания, что именно сообщила ей Лизонька, ей захотелось немедленно рвануть с кровати и ударить дочь по лицу. Хорошо, что в руках были баночка с кремом и лопаточка-дозатор с уже набранным на неё кремом… Только и смогла, что резко встать.
Кажется, с эмоциями она не сумела совладать, — Лизонька резко отшатнулась от неё, жалобно округлив глаза. И тут же сморщилась в подступающем плаче.
— Я не хотела, мама!
— И… — Она начала фразу, но услышала свой скрипучий голос и откашлялась. — И зачем ты мне это сказала?
— Я не могу, мама… Ты же знаешь… — уже плаксиво объяснила дочь.
Знала Нонна Михайловна, чего не может дочь. Лизонька не умела хранить секреты. Они её мучали до тех пор, пока она не выпаливала о них любому, кто готов был слушать её. За тайну на двоих Лизонька уже не волновалась, словно передав её конкретному, по её мнению — достойному человеку. Она даже забывала о том, что её мучило. Но сейчас…
— Выйди, — тяжело, словно неуклюжий чугунный шар, вытолкнула губами Нонна Михайловна единственное слово.
Лизонька, всё ещё испуганная, но уже начинавшая успокаиваться, убежала из родительской спальни, а Нонна Михайловна шлёпнулась на кровать. Дочь больше не будет тревожиться из-за того страшного, что гонялось за ними по пятам несколько лет. Переложила свою ошибку на плечи матери… А теперь делать ей?
«Я не хочу повторять прошлое!» — внутренне визжала и рыдала Нонна Михайловна, пока сидела на кровати, отложив крем и закрыв лицо ладонями.
Но весь ужас был в том, что от них теперь ничего не зависело.
А потом в семейном гнезде появились близнецы. Совсем юные брат с сестрой. Такие… невинные, что Нонна
